122 
Когда Прин проскочил через ворота, а она — нет, когда мерцающий синевой дверной проем, который она воспринимала лишь периферией сознания, отринул ее, отбросил назад в стонущие пределы мельницы, она улеглась на влажные доски пандуса и увидела, как рассеивается синий мерцающий туман, а дверной проем затягивается чем-то похожим на серый металл. Она слышала, как воют, бранятся и спорят хищные демоны. Они были на некотором удалении от нее, на том уровне, где Прин — в обличье еще более крупного демона — раскидал их в стороны несколько мгновений назад, после чего прыгнул — вместе с нею — в сияющий дверной проем. У нее создалось впечатление, что демоны пока еще не заметили ее.
Она лежала неподвижно. Они ее найдут и, вероятно, очень скоро. Она знала это, но пока несколько драгоценных мгновений она еще была одна, еще не привлекла внимания этих самых прилежных мучителей.
Прина с ней не было.
Он попытался вместе с нею проскочить на другую сторону — что уж там было за этим мерцающим синевой дверным проемом, но проникнуть туда удалось только ему. Она осталась здесь. Или он оставил ее. Она не знала, жалеть ли ей его или нет. Может, и нет. Если он был прав и за этой дверью действительно была какая-то другая, существовавшая априори жизнь без мучений, то она надеялась, что он нашел эту жизнь. Если же он прыгнул в небытие, то и тогда за него можно было порадоваться, если это небытие существовало как реальная, достижимая возможность прекращения страданий.
Но с такой же вероятностью, подумала она, он оказался просто в другой части этого места, другой и, возможно, еще более суровой, более ужасной реальности того, что он решил называть Адом. Может быть, ей повезло, что она осталась здесь. Ее ждут новые муки, новая боль и унижения, она знала это, но, возможно, будущее Прина еще хуже. Ей сейчас не хотелось думать о том, что случится с ней, но еще хуже было думать о том, что, вероятно, уже происходит или вот-вот должно произойти с Прином. Она не позволяла себе гнать прочь эти мысли, напротив, заставляла себя думать об этом. Если ты думаешь об этом, погружаешься в это, тогда то, что со временем, возможно, предстоит пережить тебе — или то, что уже случилось с ним, что сделали с ним, — потеряет часть своей действенности, своей способности привести в ужас.
Она спрашивала себя, увидит ли его когда-нибудь. Она не знала, захочет ли его видеть после того, что они, возможно, с ним сделают. Он нарушил правила, действующие в этом месте, правила, по которым они жили, он воспротивился самому закону Ада, и его наказание будет самым жестоким.
Как, возможно, и ее.
Она услышала голос одного из демонов. Слов она не разобрала, но это было что-то похожее на восклицание, вскрик удивления. И тут она поняла, что ее заметили. Она услышала и почувствовала тяжелые шаги, подкованные железом лапы загрохотали по пандусу в ее сторону. Они замерли у ее головы.
Ее подняли за оба хобота. Она попыталась закрыть лапками хобота лицо, но ее встряхнули, и под силой тяжести лапки оторвались от лица. Перед ней мелькнуло широкое лохматое лицо демона, она увидела два громадных глаза, смотревших на нее, и тут же плотно сомкнула веки.
Демон закричал ей в лицо:
— Не удалось проскочить? Ай, беда! — Его дыхание пахло гнилым мясом. Он пошел вверх по пандусу, таща ее за собой. Он шел и кричал другим: «Смотрите, что я нашел!»
Они по очереди насиловали ее, обсуждая, что бы им сделать такое, чтобы она помучилась по-настоящему. В Аду семя демонов обжигало, как кислота, и обычно содержало паразитов, червей, мертвечину и опухоли, а также вероятность зачать что-нибудь такое, что, созрев, прожрет путь наружу. Такое зачатие могло произойти и в особи мужского пола — матки для этого не требовалось, а демоны не отличались разборчивостью.
Боль была нестерпимой, унижение и ощущение собственного ничтожества — абсолютными.
Она начала петь им. Она пела без слов, просто производила звуки на языке, которого не понимала, она даже не знала, что владеет им. Реакция полудюжины демонов была свирепой, они засунули металлический стержень ей в рот, выбили ей зубы. Но она продолжала петь даже сквозь кровь и выбитые зубы у нее во рту, звуки вырывались словно пузыри и напоминали скорее хриплый непрекращающийся смех. Один из них завязал что-то на ее шее, и она начала задыхаться. Она чувствовала, как жизнь выходит из нее, и спрашивала себя, какие новые мучения ее ждут, когда она будет возвращена к жизни, к страданиям.
122 
