127 
— Да я до потолка достаю! — Она протянула руку и, даже не вставая на цыпочки, дотянулась до потолка.
Демейзен раздраженно вздохнул.
— Я пикетный корабль класса «Ненавидец». С моей стороны это максимум возможного. Виноват. Может быть, вы хотите, чтобы я вернул вас на борт «Обычного, но этимологически неудовлетворительного»?
— Пикет? Но тот тоже был пикет, а там места хватало!
— Вот то-то и оно. Никакой он не пикет. В этом-то вся и штука.
— Как это?
— Люди потратили большую часть полутора тысяч лет, привыкая к мысли о том, что у Культуры есть все эти бывшие военные корабли, большинство из которых демилитаризовано, и называются они «Быстрые пикеты» или «Очень быстрые пикеты», а на самом деле представляют собой просто экспресс-такси; потом появился этот класс — Ненавидец, его называют Пикетом, и никто на него не обращает внимания. Хотя «Ненавидец» почти никогда никуда никого не возит.
— Ни черта не понимаю, что вы говорите.
— Пикет в моем случае означает, что я шляюсь здесь и там в поисках драчки, а не ищу пассажиров, чтобы подвезти. Было изготовлено около двух тысяч кораблей класса «Ненавидец», мы равномерно рассеяны по галактике и заняты только тем, что сидим и ждем, не случится ли чего. Я состою в силах быстрого реагирования Культуры; прежде мы держали все серьезные убойные корабли в нескольких в большинстве своем очень отдаленных портах, но это оказалось неэффективным, если мы подвергались неожиданному нападению. Помните, я раньше сказал: «Не спрашивайте зачем»?
— Да. Вы сказали, чтобы я не спрашивала, зачем вы направляетесь в сторону Сичульта.
— Знаете, Ледедже (и имейте в виду, что, продолжая сомнительную морскую аналогию, я выбираю нелегкий маршрут между минным полем личной честности, с одной стороны, и скалистым берегом тактической безопасности — с другой), это максимум, что я могу вам сказать. Нет, я серьезно. Вы хотите, чтобы я вас вернул на «Обычный, но бла-бла-бла»?
Она смерила его сердитым взглядом.
— Пожалуй, нет. — Она оглянулась. — А туалет тут есть?
Девять сидений появились из пола и задней стены, потом убрались, словно проколотый надувной шарик, и вместо них возникла довольно широкая кровать, а потом появилась белая, словно покрытая глазурью сфера, которая аккуратно разделилась, а за ней она увидела нечто сочетающее в себе ванну и душевую кабину. Потом и это исчезло в полу и стене.
— Это вас устроит? — спросил Демейзен.
И вот она уже пятнадцать дней провела в этом тесном пространстве. Впрочем, все внутренние поверхности стен могли функционировать как единый экран с удивительно правдоподобным изображением, так что она могла представлять себе, что стоит на снежной вершине горы, или посреди плоской, как стол, пустыни, или на омываемом волнами берегу, или где угодно, что могло прийти в голову ей или модулю.
Она начала строить планы и сделала себе заметку на память касательно того, что ей может понадобиться, когда она доберется до Сичульта. Она намеревалась подобраться к Вепперсу, используя его похотливость. Она полагала, что степень физической привлекательности, которую получила благодаря Смыслии и ее устройствам для выращивания человеческих тел, будет достаточно соблазнительной для Вепперса, если ей удастся попасть ему на глаза на каком-нибудь подходящем приеме. Второй способ подобраться к нему ей могли дать ее знания дома — как городского в Убруатере, так и особняка в Эсперсиуме.
Она попросила корабль приготовить для нее одежду к прибытию в Сичульт, драгоценности и всякие другие личные вещи. Она попыталась упросить его сделать для нее какое-нибудь оружие, но он отказался. Он даже сомневался, стоит ли отдавать ей одно из ее ожерелий, которое было довольно длинным и могло быть использовано как удавка. Но тут он ей все же уступил. Она не заметила у него каких-либо колебаний, когда он вручал ей пластиковую карточку в алмазной пленке, предположительно на карточке лежало достаточно денег, чтобы она могла — если передумает убивать Вепперса — купить себе дом в Убруатере, собственное загородное имение и жить принцессой всю оставшуюся жизнь.
Она делала зарядку, она читала — главным образом о том, что Культуре известно о Вепперсе, Сичульте и Энаблементе, и она готова была поспорить, что это — гораздо больше, чем знал сам Вепперс, она разговаривала с всегда доступным Демейзеном, который тут же материализовывался, стоило ей захотеть. Не то чтобы он и в самом деле материализовывался в буквальном смысле, со всей очевидностью; впрочем, она чувствовала, что ее глаза начинают стекленеть, если он пытался втолковать ей технические подробности этого явления.
127 
