Особенно,... 
10 
— У меня была встреча, — сказал он.
— О, тебе необязательно держать меня, я умею плавать.
— Мне так нравится.
— Ну… тогда хорошо.
Алекс настойчиво привлек ее к себе и снова поцеловал. Господи, как же она нужна ему!
— Ваш ланч, сеньорита.
Алекс оторвался от Барбары, обернулся и свирепо уставился на своего слугу.
— Диего, убирайся!
Диего красноречиво пожал плечами: мол, она постоянно хочет есть, что я могу сделать?
— Прекрати же, черт побери, вламываться сюда каждый раз, когда…
— Я сказала ему, что хочу что-нибудь съесть. — Барбара высвободилась, подплыла к краю бассейна и поднялась наверх. — Спасибо, Диего.
— Я вас понимаю, — ответил Диего, — я и сам люблю поесть.
Она не знала, была его гримаса дружеской или нет, но все равно благодарно улыбнулась.
Выйдя из бассейна, Алекс подошел к ней, сверля гневным взглядом спину удаляющегося Диего. Он хочет Барбару, хочет быть рядом с ней, ласкать ее целовать, и ему никто не должен мешать.
Барбара весело рассмеялась.
— Ты сейчас похож на маленького мальчика, которому сказали, что Рождества в этом году не будет.
Любуясь ее лицом, смягченным лукавой улыбкой, Алекс почувствовал, как внутри у него все сжалось от непривычной нежности.
— Мне следовало бы поколотить его хорошенько, — сказал он мягко, наклоняясь к ней.
— Но ты этого не сделаешь. Ты ведь любишь Диего.
— Да, но непременно надеру ему уши, если он еще раз помешает мне любить тебя. — Он сказал это в ее полураскрытые губы. Прикосновение к этим шелковистым губам заставило его сердце молотом застучать в груди.
— Мы еще не дошли до стадии любви, — возразила Барбара, отчаянно желая, чтобы ее пульс пришел в норму.
— Я так не думаю, ангел мой. Я люблю тебя каждой клеточкой своего тела, а сейчас — глазами.
Воистину так, подумала она. Этот горящий взгляд заставлял кровь вскипать в жилах, разжигал в теле сладостный огонь желания.
— Э… как прошла встреча?
— У тебя учащенное дыхание… — Алекс наклонился к ней, языком касаясь уголка рта. — Неужели из-за плавания? — Его язык, исследовав ее губы, погладил их мягкую внутреннюю поверхность, отступил.
В целях самозащиты она быстро сунула в рот сливу и вонзилась в нее зубами. Увидев, как он нахмурился, Барбара рассмеялась.
— Я нарушила твои планы?
Господи, почему у нее так кружится голова? Это же полное безрассудство. Ей бы следовало сопротивляться его чувственному натиску и той страстной мольбе, которую она читала в его глазах.
— Вот именно.
Его глаза мерцали от восхищения, когда он любовался ее стройным, гибким телом в бирюзовом купальнике. Изумительная женщина! За эти три дня он больше радовался жизни, чем за последние полтора года. Почему она возымела над ним такую власть? Алекс привык сам задавать тон, дирижировать своей жизнью и женщинами в ней. А эта золотая сильфида захватила все его мысли и чувства, сделала своим обожателем, рабом желания. При всем своем восхищении ею его крайне беспокоила и раздражала потеря контроля над собой.
Когда Алекс наклонился, чтобы поцеловать ее, Барбара прикусила его нижнюю губу своими острыми зубками.
— Не слишком привыкай делать это, — сказала она. — Я нахожусь в твоем доме, но это не дает тебе исключительных прав на меня.
Алекс выпрямился и внимательно посмотрел на нее.
— Ты парадоксальная женщина, Барбара Лайонз. Губительная и целительная одновременно. Быть может, ты злишься не потому, что я тебя целую, а потому, что делаю это не слишком часто?
— Ты… ты… — Надо же, как он ее раскусил! Подумать только, какая проницательность! Барбара не выдержала и рассмеялась. — Удивительно, что никто еще не попытался разделаться с тобой.
При этих словах он напрягся, губы дрогнули и сложились в кривую ухмылку, глаза сделались непроницаемыми.
— Алекс?
— Позволь мне присоединиться к тебе, — сказал он. — Я, пожалуй, съел бы чего-нибудь из фруктов.
— Нет.
— Нет? Я не должен есть фрукты?
— Да, то есть нет, не пытайся уклониться от ответа. Тебя когда-нибудь пытались убить?
— Было дело. — Алекс забросил в рот виноградину.
Вот и все, он больше ничего не скажет, подумала она. Он не собирается вдаваться в подробности. Почему кто-то покушался на его жизнь? И почему это так ее тревожит? Отчего ей так невыносима мысль, что кто-то может причинить боль этому человеку, который неожиданно стал ей так дорог?
10 
