– Я всего лишь не считаю графа Ростова героем.
– Я рад этому, – просто ответил он.
На следующий день под шумные приветствия Рона спустилась к обеду, держась за руку графа Лансинга. Рядом с тарелкой ее ждали новые подарки.
Русских в столовой не оказалось, и Рона вздохнула с облегчением. Она не хотела сидеть и смотреть, как Питер отчаянно флиртует с прекрасной графиней, а поговорить они могли и позже.
Вся семья Тьери, похоже, прониклась к ней симпатией. Собравшиеся одобрительно загудели, когда граф Лансинг усадил Рону рядом с собой за стол, и с восторгом стали смотреть, как она открывает подарки.
– Скоро настанет и твой черед, – сказал Питер Алисе, которая во все глаза наблюдала за Роной. – Если не ошибаюсь, на следующей неделе тебе исполнится семнадцать.
– Да, – широко улыбаясь, кивнула Алиса.
– Можешь заказывать, какие подарки тебе хочется получить, – улыбнулся Питер в ответ.
– Я хочу только один подарок, – сказала Алиса. – Жить в Париже. Папочка, мы можем остаться здесь навсегда?
– А как же наш дом в Англии? – напомнил ей граф. – Ты же не хочешь его оставить?
– Нет, мы все-таки когда-нибудь туда вернемся. Но можем мы хотя бы еще немножко здесь пожить? Пожалуйста!
– Почему бы нет? – сказал месье Тьери. – После столь долгого путешествия неразумно уезжать домой так рано. Останьтесь хотя бы до дня рождения Алисы.
Все согласились, что это хорошая мысль, особенно Жак и Эдуард, которые рьяно боролись друг с другом за внимание Алисы. Наконец решение было принято.
– Что мне оставалось делать? – немного позже сказал граф Лансинг Роне. – Ей так хочется остаться!
Рона улыбнулась и согласилась. Однако ей показалось, что это Питер хотел продлить их пребывание во Франции и добился этого окольными путями.
Она решила спросить его об этом после обеда.
Однако когда джентльмены присоединились к дамам, Питера среди них не оказалось.
– Он сказал, что у него какие-то дела, – сообщил граф Лансинг. – Что, возможно, означает кутеж на всю ночь.
– Я думал, Питер оставил попытки добиться расположения графини, – обронил по-английски месье Тьери.
Сидевшая рядом с Алисой Сесиль вздохнула.
– Не люблю, когда папа шутит на английском языке. Он потом всегда проверяет, что я поняла, а что нет, после чего я выслушиваю лекцию о том, что мне нужно больше заниматься.
– А моя гувернантка читала мне нотации по поводу моего французского, – произнесла Алиса.
– Зубри таблицы… – тут же подхватила Сесиль.
– Учи глаголы…
– Прилагательные…
Они с сочувствием посмотрели друг на друга.
Случилось так, что Рона в эту минуту стояла позади них, совсем рядом, и чуть позже она передала этот разговор графу.
– Они уже считают друг друга сестрами по несчастью, – усмехнулась она. – И теперь Алиса понимает, что не одинока.
– Мне показалось или ее французский действительно улучшается?
– Не по дням, а по часам. Эти двое мальчиков, ее добровольные рабы, делают для нее больше, чем могли бы сделать все учителя мира. Бедные юноши!
– Бедные? Что вы хотите этим сказать?
– Одному из них семнадцать, а другому восемнадцать. День рождения изменит Алису.
– Ах да, теперь они будут казаться ей детьми, верно? И вскоре она официально станет дебютанткой. – Граф широко улыбнулся. – Как вы сказали, бедные юноши…
– Я хочу поговорить с вами об Алисе, – сообщила мадам Тьери, появившаяся с чашкой кофе в руках. – Мы были бы рады в честь ее дня рождения устроить бал.
– Это весьма любезно с вашей стороны, но не стоит, мадам, – поспешил ответить граф Лансинг. – В конце концов, моя дочь и так злоупотребляет вашим гостеприимством.
– Это не она, – рассмеялась мадам Тьери. – Это Питер искал повод, чтобы остаться в Париже и продолжать ухаживать за милой Эмилией. По-моему, это чудесно, и мы счастливы ему помочь. Быть может, на балу они объявят о помолвке.
– Ему уже давно пора остепениться и покончить с разгульной жизнью, – заметил граф. – Хотя нельзя сказать, что Эмилия – женщина, рядом с которой хочется остепениться. Питер явно без ума от нее, и она еще покажет ему, где раки зимуют.
Мадам Тьери кивнула.
– Говоря между нами, я не думаю, что сегодня вечером он будет кутить… Разве что с Эмилией.
И они рассмеялись.
Рона отвернулась, чтобы они не видели выражения ее лица. Ее ногти впились в ладони. После этого разговора вечер перестал приносить ей удовольствие. Если бы только Питер вернулся и она смогла бы поговорить с ним! Тогда, возможно, ее сердце успокоилось бы.