37 
– Великолепно, графиня, – спокойно ответила ей Рона. – Как всегда.
– Разумеется. – Эмилия, кажется, немного удивилась. – Здесь самое важное слово «всегда». Женщина должна всегда выглядеть идеально. Это способ удержать внимание мужчины… Впрочем, есть и другие.
Последние слова она произнесла, коварно прищурив глаза, что показалось Роне отвратительным. Ее горячая натура тут же взыграла.
– Не сомневаюсь, что в «других» способах вы разбираетесь так же хорошо, сударыня, – сказала она.
Эмилия звонко рассмеялась.
– Ох, моя милая маленькая гувернантка, как же неразумно поступили люди, которые позволили вам забыть свое место. Очень легко возомнить о себе невесть что, правда? Вы размечтались о недостижимом. Но это глупо.
Глаза Роны загорелись, как два уголька.
– Вы слишком легковерны, сударыня. Я не гувернантка, как бы это ни выглядело со стороны, и только я решаю, что для меня достижимо.
Взгляд Эмилии вдруг сделался напряженным.
– Не гувернантка? В таком случае… кто вы?
Рона усилием воли заставила себя прикусить язык.
– Никто, – быстро ответила она.
– Ну, вы же хотели что-то этим сказать?
– Вы сами говорили, сударыня, что все мы мечтаем.
– В вашем случае это… грустные, маленькие мечты. Да, я знаю, моя дорогая. Я присматривала за вами. Мой несчастный братец, кажется, что-то придумал на ваш счет, но ничего, пройдет время, и в голове у него прояснится. А вы… Мне все равно, прояснится у вас в голове или нет, если вы не станете путаться у меня под ногами.
Она отошла и снова качнула бедрами, как будто подчеркивая значимость своих слов.
– Я надеюсь, вы этого не забудете?
– Я никогда ничего не забываю, сударыня, – произнесла Рона. – Ни слов, ни жестов… Ни обид.
Говорить такое было настоящим безумием, но в ту минуту Рона противостояла графине, как женщина женщине, и по глазам Эмилии она увидела, что графиня это поняла.
– Вы имеете наглость мне угрожать?
– Да, – просто ответила Рона.
Она понятия не имела, что будет делать, если Эмилия примет ее вызов. Эти слова она произнесла только потому, что гордость не позволила ей уступить этому высокомерному существу. Наградой ей было выражение неуверенности, появившееся на лице Эмилии.
Русская графиня пришла в себя, но не до конца. Ее губы едва заметно дрогнули. Она подошла к открытой двери в соседнюю комнату, где чуть раньше переодевалась, и лучезарно улыбнулась кому-то, кто находился там, не видимый Роне.
– Как я выгляжу, дорогой? Тебе не жаль потраченных денег?
Рона замерла.
Как бы ей хотелось узнать, что за мужчина сидел в той комнате, что за мужчина платил, чтобы одеть графиню и, вероятно, будет ее раздевать.
Но Эмилия шагнула внутрь и плотно закрыла за собой дверь.
Рона напрягла слух, надеясь, что услышит голоса, но уловила только тихий смех. Ей не удалось определить, кто именно смеялся.
Она стояла и смотрела на закрытую дверь, чувствуя, как мир погружается в холод.
Вдруг ей стало страшно.
* * *
Большой бальный зал в глубине дома Тьери утопал в белых цветах. Оркестранты уже заняли места. С минуты на минуту ожидались первые гости.
Наверху шли последние приготовления. Алиса в белом платье и в жемчужном ожерелье, подаренном отцом, была похожа на фею.
Счастливый день рождения омрачало лишь одно.
– Ах, если бы дядя Питер был сейчас здесь! – вздохнула Алиса. – Как он мог забыть о моем дне рождения?
– Наверное, он просто очень занят, – предположила Рона, стараясь говорить как можно беспечнее, хотя у нее самой душа была не на месте.
Ей очень хотелось встретиться с Питером, заглянуть ему в глаза и увидеть там опровержение намеков русской графини. Но он даже не удосужился вернуться ко дню рождения Алисы.
Продолжать надеяться было бессмысленно. Рона узнала все, что хотела знать.
Для себя она выбрала серое шелковое платье с жемчужным отливом, настолько же скромное, насколько платье графини Ростовой было вызывающим. Вырез на груди был немного выше, чем у обычных бальных платьев. К этому наряду Рона надела изысканную серебряную цепочку тонкой работы.
У нее было огромное желание облачиться в свое лучшее платье и самые дорогие украшения. Рона прежде была царицей бала и могла бы стать ею сейчас, если бы только имела возможность быть собой.
Но такой возможности у нее не было. Она гувернантка и должна об этом помнить.
Граф немного нахмурился, когда увидел ее платье, и она поняла, что он представил, как она могла бы выглядеть в одном из туалетов, которые он хотел ей подарить. Однако ему хватило деликатности не упоминать об этом.
37 
