Особенно,... 
76 
Уж если бы загробный мир существовал, то покойный муж нашел бы способ известить ее об этом. Неужели же Стивен, находясь сейчас в ином измерении, равнодушно взирает на ее страдания, не делая ни малейшей попытки вступить с ней в контакт, как описывают некоторые спириты? Их пространными рассказами о том, как умершие близкие нашли способ связаться с ними, полнится литература подобного рода. Нет, в такое жестокосердие Стивена она поверить не могла.
Ночами Маргарет лежала в темноте с открытыми глазами и ждала. Ждала какого-то откровения, ждала, что вот-вот Стивен возникнет перед ней и коснется ее руки, ждала, что услышит его голос, ждала, что просто почувствует его присутствие рядом. Каждая клеточка, каждый нерв ее тела был напряжен до предела, но проходила ночь, и ничего не случалось. Она заливалась слезами и плакала до тех пор, пока, обессилив от тщетного ожидания и слез, не забывалась на какое-то время коротким тяжелым сном.
Стивен не бывал в Швейцарии. Разговоры о поездке на зимние курорты заводились не раз. Но всякий раз они в конце концов решали встретить Рождество дома. Наряжалась огромная елка в бальной зале, устраивался рождественский утренник для Толли и его школьных друзей. Потом череда обедов и вечеров для слуг, работающих в имении, для арендаторов и фермеров-соседей. Работникам и слугам дарили подарки. Старикам вручали по фунту чая и по пять английских центнеров угля на зиму, детям — апельсины и конфеты. Подарки раздавал Дед Мороз.
Рождественские праздники всегда радовали Маргарет. Они были начисто лишены официальности. На таких вечерах и приемах витал дух истинной христианской любви, свидетельствовавший о том, что человечество не окончательно погрязло в грехах и любовь все еще движет миром. Религиозная составляющая этого праздника не была ни формальностью, ни данью установленным ритуалам, а трогала сердца и наполняла их любовью и состраданием.
— Давай поцелуемся под омелой! — шутливо предлагал ей Стивен, когда они в Рождественский сочельник усаживались семьей возле ярко полыхающего камина. — А то я уже забыл, как целуются, загадывая желание.
Как все это было забавно! И как весело! Зимние каникулы Толли пролетали как одно мгновение, и времени на Швейцарию так и не находилось.
— Ну зачем нам Швейцария? — всякий раз говорила Маргарет, когда вопрос о такой поездке все же возникал. — Нам ведь и дома хорошо, правда?
И Стивен соглашался с ней: да, хорошо. А вот сейчас она с грустью думала, что, наверное, ему бы понравилось в Сент-Морице.
Когда Стивен уехал, Маргарет тоже завела дневник и записывала в него все, что случалось в имении за день. Она отмечала любую мелочь: веселую шутку, забавное слово, удачную мысль, мелкое происшествие. Все фиксировалось с дотошностью хроникера, ибо все казалось ей важным и нужным, чтобы потом пересказать мужу. А после его гибели она продолжила вести дневник по инерции, ибо находила в этом занятии хоть какое-то облегчение. Временами ей даже казалось, что она просто пишет мужу очередное письмо. Письма получались длинными, сумбурными, порой бессвязными. Она писала их за закрытыми дверями спальни, и все они были адресованы человеку, который уже никогда не сможет прочитать их.
Да, Стивену наверняка понравилось бы в Швейцарии. Маргарет вспомнила, как впервые приехала в Сент-Мориц с Толли. Врачи настояли на поездке, заявив в один голос, что катары, замучившие ребенка в зимнее время, в здешнем климате обязательно пройдут. Мальчик быстро освоил горные лыжи. Ему нравился стремительный спуск, ощущение свободы, скольжение вниз как полет, когда только ветер в лицо, а вокруг такая красота!
Толли, конечно, рад снова оказаться в Сент-Морице. А вот для нее швейцарские красоты — еще один повод погрустить о том, что Стивен так и не увидел их.
«Какая жалость! — говорила себе Маргарет. — А что, если мне подняться в горы? Вдруг там, высоко в горах, я смогу услышать его? Пишут же в книгах, что духам легче спускаться на землю в разреженной атмосфере».
И тут же она спохватывалась, и наступало отрезвление. Где он, ее Стивен?
— Ах, Стивен, Стивен! — восклицала она с отчаянием, а потом напряженно замирала, вслушиваясь в безмолвие ночи. О, сколько таких ночей провела она в напрасном ожидании, зная в глубине души, что никто не придет и никто не ответит на ее зов.
От скорбных мыслей Маргарет отвлек хорошо ей знакомый звук. Кто-то горько плакал за стеной, вернее, рыдал навзрыд. Маргарет так привыкла к собственным слезам, что поначалу даже подумала, что плачет она сама, но потом поняла, что всхлипы доносятся из соседнего номера.
76 
