Последние отзывы

  42  

— От кого письмо? — мельком посмотрев на него, спросила служанка.

— От старого друга, — сказал Пьеро, глядя на знакомый почерк, и голос его дрогнул от волнения. — Точнее, от бывшего соседа, — поправился он. — Короче, неважно, ерунда.

Это было последнее письмо Аншеля, которое Пьеро позаботился сохранить. Сейчас он вновь развернул его и пробежал глазами по первым строчкам. Ни приветствия, ни «Дорогой Пьеро», только нарисованная собака и несколько торопливых фраз:

Пьеро не стал читать дальше, скомкал листок и швырнул в камин; вчерашний пепел полетел в лицо Герте.

— Петер! — сердито вскрикнула она, но он не обратил на это внимания. Он думал о том, что письмо, наверное, лучше бы сжечь в камине на кухне, который жарко растоплен с раннего утра. Ведь если Фюрер найдет письмо, он невероятно рассердится, а есть ли что-то ужаснее гнева Фюрера? Когда-то Пьеро любил Аншеля, да, конечно, любил, но они же были малые дети, тогда Пьеро не понимал, что это значит — дружить с евреем. Хорошо, что он вовремя оборвал эту связь.

Пьеро быстро нагнулся и достал из камина письмо, одновременно сунув книжку Герте в руки.

— Отдай какому-нибудь ребенку в Берхтесгадене от меня в подарок, — царственно повелел он. — Или выброси. Как тебе проще.

— Ой, Эрих Кестнер. — Служанка улыбнулась, узнав пыльную обложку. — Помню, я это читала, когда была маленькая. Отличная история, правда?

— Да, но это для детей. — Пьеро пожал плечами, твердо настроенный ни в чем не соглашаться с Гертой. — Приступай к работе, — добавил он, уходя. — Я хочу, чтобы к возвращению Фюрера здесь все блестело.

Дня за три-четыре до Рождества Пьеро встал среди ночи и, стараясь не шуметь, побрел босиком в туалет. На обратном пути он, так толком и не проснувшись, направился к своей бывшей комнате и уже собрался открыть дверь, но в последний момент осознал ошибку. Пьеро развернулся было, но с изумлением понял, что внутри кто-то разговаривает. Его одолело любопытство. Припав к щели между дверью и косяком, он напряг слух.

— Но я боюсь, — говорила тетя Беатрис. — За тебя. За себя. За всех нас.

— Бояться нечего, — отозвался другой голос, и Пьеро узнал Эрнста, шофера. — Все тщательно спланировано. Помни, на нашей стороне гораздо больше людей, чем ты думаешь.

— Но разве здесь подходящее место? Разве Берлин не лучше?

— Там слишком много охраны, а здесь он чувствует себя в безопасности. Поверь, милая, все получится. А потом, когда все завершится и здравый смысл возобладает, мы разработаем новый курс действий. То, что мы собираемся сделать, правильно. Ты же веришь в это, да?

— Ты прекрасно знаешь, что верю, — пылко ответила Беатрис. — Мне достаточно в очередной раз взглянуть на Пьеро, чтобы уже ни в чем не сомневаться. Ведь это совершенно другой ребенок в сравнении с тем мальчиком, что приехал сюда. Ты и сам это видишь, правда?

— Конечно, вижу. Он становится совсем как они. Точь-в-точь, и с каждым днем все больше. Даже начал помыкать прислугой. Я его на днях отчитал, а он говорит: либо жалуйся Фюреру, либо не лезь.

— Страшно подумать, кем он станет, если это не прекратится, — сказала Беатрис. — Нужно действовать. Не только ради него, а ради всех Пьеро на свете. Если Фюрера не остановить, он уничтожит страну. Да и всю Европу! Он утверждает, что несет немцам свет, — но ничего подобного, он… сама мировая тьма.

Воцарилась тишина, и Пьеро по звуку догадался, что его тетя и шофер целуются. Ему хотелось распахнуть дверь и потребовать объяснений, но вместо этого он вернулся к себе, лег в постель и долго лежал с открытыми глазами, глядя в потолок, бесконечно проигрывал в голове подслушанный разговор и пытался понять, что же это все-таки значит.

С утра на занятиях он долго раздумывал, не обсудить ли происходящее в Бергхофе с Катариной, и на большой перемене нашел ее с книжкой в саду, под огромным дубом. Они больше не были соседями по парте. Катарина попросила пересадить ее к Гретхен Баффрил, самой тихой девочке в школе, но не объяснила Пьеро, почему не хочет больше сидеть вместе с ним.

  42