Особенно,... 
68 
— Нет! — ответила она и посмотрела на маму спокойным взглядом.
Это не было протестом или желанием что-то показать. Это был честный ответ на не совсем корректно поставленный вопрос, и конечно же, такой ответ никого не устроил.
Мама начала кричать что-то о том, что Соня их всех в гроб сведет, и о том, что стало с ней за эти два года, во что она превратилась из хорошей девочки? Соня посмотрела на запертую на ключ дверь, на вырванный из стены шнур телефона и удивилась: чего они от нее ждут? Что она будет безмолвной куклой в их руках? Что они положат ее в чемодан и увезут в Новую Зеландию? Два года назад она бы поехала, а сейчас — нет. И разве это не ее неотъемлемое право — решать, где и как жить и куда ехать? Мама считала иначе. Она обвинила бабушку в том, что та плохо присматривала за внучкой.
— Вы меня просто поражаете! А я должна была? Это же ваш ребенок! Это вы его бросили!
— Мы уехали по работе! Мы не могли ее взять, она должна была окончить школу.
— Что, в Веллингтоне нету школ? И на пианино никто не играет? Денег пожалели? Или ты хотела просто порезвиться одна, свободная от всяких обязательств, — с возмущением говорила бабушка. — Покрутиться там… Ты должна была остаться здесь, если не могла взять Соню с собой. Володя бы там и сам поработал. Все так делают, и ничего страшного.
— Что теперь кричать! — вдруг взвизгнула Алена, осела на стул и зарыдала.
Что можно сказать матери о сыне, который вдруг совершенно свихнулся и молчит, как дочь Соня, и смотрит куда-то вдаль. И в кармане его пиджака лежит моментальная фотография, такие делают в кабинках, опускают монетки и быстро садятся под объектив. А на фотографии он, ее муж Володя, и темноволосая молодая женщина, похожая на испанку. Они улыбаются, и рука ее мужа лежит на округлом обнаженном плече этой женщины. Что скажешь в таком случае? Особенно его матери, которая все равно не поймет.
— Ладно, это правда, — согласилась бабушка.
Постепенно реки из криков и слов пересохли, осталась только усталая обессиленная тишина. Бабушка и мама составили график — никто не собирался рисковать, оставляя Соню одну, телефон по-прежнему был отключен. За Соней следили день за днем, ночь за ночью. Она сидела на подоконнике в кухне, в той же позе, в какой сидел Готье в их самый первый день или, вернее, ночь. Соня помнила каждый момент, каждую минуту. Если что-то забывалось, она открывала дневник — она вела его давно, можно сказать, всегда — и читала его, страницу за страницей, и память погружала ее глубже, дальше, к тому дню, когда она впервые пришла в квартиру на «Соколе», увидела Ингрид, Лешего — всех тех, по ком она тоже скучала. Она не знала, что происходит с ними. Как был воспринят ее уход? Что чувствует Готье? Чувствует ли хоть что-нибудь? Соня поражалась, что ни мама, ни бабушка не понимают простых вещей. Можно запереть тело, можно оборвать провода, но ведь никто не может влезть в ее голову, никто не может заставить ее думать и чувствовать по-другому. А раз так, то любая остальная власть временна и тленна. Свободный дух вырвался на свободу, и это только вопрос времени. Вопрос, на который Соня была намерена найти ответ, так или иначе.
* * *
Пленение Элизы продолжалось сорок дней. О том, что именно произошло, участники группы «Сайонара» узнали в подробностях от Володи, узнали сразу, не прошло и пары часов после того, как красная «Ауди» припарковалась возле дома Ингрид на «Краснопресненской», а он позвонил и огорошил всех новостью: Элизу заперли дома и не выпускают. Пришлось вставать с постели, в которую Ингрид уже успела забраться, пришлось вынимать из душа Готье, ехать на «Сокол», хотя, если вдуматься, все это было напрасно. Никто не ожидал ничего подобного, и никто ничего не мог сделать. Что с того, что все они расселись на кухне, заняли все стулья и принялись что-то обсуждать? Они и понятия не имели, что можно сделать, если клавишника заперли родители. Скорее всего, ничего и нельзя. Милицию вызвать? Чтобы арестовали бабушку? Откуда она вообще взялась? Ведь не было же! Два года не было, и тут на тебе, нарисовалась. Раньше-то чего не вмешивалась? Может, все было бы проще, чем теперь, когда гастроли, обложки, статьи в местных газетах… Эх, глупость какая!
За все время, что Элиза тихо сидела где-то в уголке и смотрела на всех своими лучезарными синими глазами, все успели забыть, что у нее есть бабушка и родители. А уж то, что эти родители имеют над Элизой какую-то власть, вообще никому и никогда не приходило в голову. Элиза существовала сама по себе, как инопланетянка, прилетевшая с неизвестной и очень далекой планеты, и все без исключения воспринимали ее именно так.
68 
