Особенно,... 
69 
— Я не понимаю! — удивилась Ингрид. — Что значит, заперли?
— Повернули ключ в двери, и все, — ответил Володя. — Мы с ней приехали, а там эта ее бабушка — как призрак коммунизма. Стоит в дверях, руками в дверной косяк уперлась и сверлит меня взглядом. Я думал, она меня в мусоропровод выкинет, но там у них его нет. Так что просто с лестницы спустила.
— Она с тобой дралась? — вытаращилась Ингрид. В ее сознании никак не сочетались Элиза и скандал, Элиза и проблемы. Элиза и шум. — Ты что, дрался с бабкой?
— Я? — хмыкнул Володя.
— Надо было мне идти, я бабусь одной левой делаю, — влез в разговор откровенно насмехающийся Леший.
В общем, посидели, поговорили. Яша не приехал, по телефону сказал, что у него своих проблем хватает, в том числе с бабушками. Он их замучился через дорогу переводить. Сказал еще, что проблемы такого рода яйца выеденного не стоят и обычно рассасываются сами собой. Стас согласился с ним:
— Она поплачет, поклянчит, расскажет, как ей с нами хорошо… Они смирятся. Может, приедут на репетицию. И вообще, когда ей уже исполнится восемнадцать? Кажется, тогда уже они ничего не смогут сделать?
— В ноябре! — радостно воскликнул Володя. — В конце ноября.
— Это уже скоро. Говорю вам, не о чем беспокоиться. — Стас широко махнул руками, сшиб со стола чайник, окатил кипятком Ингрид (хорошо, та была в джинсах, толстых, плотных). Поднялся крик, Стаса изгнали в коридор, откуда он вносил предложения.
Идеи по спасению Элизы были разные. Леший призывал штурмовать Тверскую, правда, в шутку предупреждал, что это может быть расценено властями как попытка устроить государственный переворот.
— Слишком до Кремля близко, — разводил он руками.
Ингрид фыркала и говорила, что надо успокоиться и назначить репетиции. Пока без Элизы.
— Хорошо, что концертов нет, а там успеем все как-то решить. — Ингрид была раздосадована срывом их триумфального возвращения в Москву, у нее были большие планы на вечер с Готье. Потепление, наметившееся в их отношениях, она так долго его ждала и теперь не могла обращать внимания на какую-то ерунду. Да отпустит Элизу бабушка, куда денется! А вот Готье может деться куда-нибудь в любую минуту.
— Может, мне к ним еще раз сходить, — предложил Володя.
— Сходи, только не забудь бронежилет, — хмыкнул Леший.
Готье в разговоре не участвовал, и Ингрид вообще показалось, что ему это все глубоко безразлично. И это было, по мнению Ингрид, совершенно объяснимо. Вряд ли Готье вообще особенно интересовался ею, Элизой. Она была не больше, чем винтик в их музыкальной машине, она жала на клавиши. Готье осозна́ет, что ее нет, только когда она не придет на репетицию или на концерт. И даже тогда, Ингрид была уверена в этом, он только пожмет плечами и скажет, что им нужен новый клавишник. Ингрид уже думала, кого бы можно было попробовать пригласить.
А пока Готье сидел в студии и играл что-то на гитаре. Он был печален, но это было его естественное состояние, Ингрид давно привыкла к его необъяснимым приступам грусти. Он часто бывал печальным без причины, это было как часть его странной, непредсказуемой натуры. Точно так же он мог ни с того ни с сего вдруг начать петь, смеяться и заряжать своей энергией всех вокруг.
Ингрид бросала на него короткие, полные любви взгляды. Она хотела сделать его таким счастливым, каким он не мог быть от природы. Чтобы улыбка не покидала этих красивых, тонко очерченных губ.
Печаль Готье на самом деле была связана исключительно с Элизой. Пока все обсуждали варианты побега и спасения «рядового Райана», Готье отошел в студию, плотно прикрыл за собой стеклянную, звуконепроницаемую дверь и набрал телефонный номер Элизы. Все услышанное обеспокоило его. То, что Элиза не приедет завтра же на репетицию, потрясло его. Он не рассматривал до этого момента такой возможности — что́, если завтра она не придет. Два года она тихо и незаметно появлялась рядом, и стоило обернуться, всегда можно было встретить взгляд ее пронзительно-голубых глаз. Он так привык к этому, что воспринимал это как должное. Элиза была часть его жизни, она просто была здесь, и все, и нигде больше.
— Алло! — раздался чей-то громкий, властный голос в телефонной трубке. Скорее всего — самой бабушки. Готье замер, не представляя, что можно сказать. — Алло, это кто? Сони нет, ее не будет. Не звоните ей больше.
Возникла длинная пауза, Готье молчал. На другом конце провода вздохнули, и тот же голос добавил:
69 
