Сейчас журналистка писала одни из лучших статей в своей карьере и безо всякого психиатра знала: это потому, что она больше не чувствует себя опустошенной и не выжимает темы из ничего.
Переехав в Госпел, она не желая того придала ускорение собственной жизни и карьере. Теперь у Хоуп появился мужчина, и ей стало намного лучше, чем за несколько последних лет. Она всегда знала, что ее жизнь и творчество настолько связаны, что если страдает одно, то это сказывается и на другом. Видимо, некоторое время Хоуп удавалось игнорировать правду, сосредоточившись на том, что, по ее мнению, могла контролировать – на карьере, но вдруг обнаружила, что цепляется за воздух.
Теперь миз Спенсер вовсю общалась с людьми, и у нее появилось кое-что совершенно отличное от работы над историями для «Еженедельного вестника Вселенной». Когда от всяких пришельцев начинала болеть голова, журналистка принималась за рассказ о Хираме Доннелли, хотя и не знала, сможет ли вообще его продать. Но создание этой истории стало для нее еще одной отдушиной.
Хоуп потянулась за большим конвертом, что получила несколькими днями ранее, и вытащила оттуда отчеты ФБР. Из тех отрывков, которые не были засекречены, она узнала, что в Бюро поступил сигнал и были предоставлены доказательства, что кто-то в департаменте шерифа занимается растратами. Информатор имел доступ к бухгалтерским документам. Журналистка задумалась, выступила ли в роли источника Хэйзел Эвери? А, может, даже Дилан.
Хоуп откинулась на спинку стула и опустила взгляд к стоявшему рядом с монитором телефону. Дилан обещал позвонить. Когда он подвез ее домой сегодня утром, то сказал, что ему нужно кое-что сделать в «Даббл Ти», но что к вечеру позвонит. Хоуп посмотрела на часы на мониторе. Пять пятнадцать. Официально вечер уже наступил.
Она оттолкнула стул и встала. Когда Хоуп вспоминала прошлую ночь, то чувствовала себя в равной степени взволнованной и испуганной. Вот только что ей хотелось рассмеяться, а через секунду – куда-нибудь спрятаться: ощущала себя шизофреником, раздираемым противоречивыми чувствами. Удивительно живой и напуганной до смерти. Словно пыталась найти смысл в бессмысленном деле. Пыталась защититься - и в то же время летела навстречу удару, что вот-вот причинит ей боль. Хоуп совершенно потеряла контроль над собой.
Дилан слизывал глазурь с ее тела, они были близки так, как только могут быть двое любовников – однако, прежде чем отвезти ее сегодня утром, шериф дал Хоуп бейсболку и помог спрятать под нее волосы. А еще укутал в одну из своих больших джинсовых курток, чтобы никто в городе не узнал миз Спенсер и не начал распускать слухи. Ну, по крайней мере, так объяснил меры предосторожности Дилан. А сама Хоуп задавалась вопросом, сказал ли он правду или же просто втайне стеснялся и не хотел, чтобы их увидели вместе.
Шериф спросил ее о шраме, наконец заметив его, когда мыл Хоуп в душе. Она рассказала, будто бывший муж сделал ей подтяжку живота, потому что было не время и не место говорить правду. Затем Дилан поцеловал ее старый шрам от гистерэктомии, и Хоуп стало стыдно за свою ложь.
Дилан сложил ее вещи. Вроде бы такой пустяк, но поступок выглядел серьезно. Пока она спала, шериф сложил ее лифчик и трусики вдвое и уложил их вместе с юбкой и топом в аккуратную стопку, словно только что прибывшую из прачечной. А когда Хоуп попыталась отодвинуться прочь, держать его на расстоянии, притянул ее ближе и заставил почувствовать себя так, будто не таким уж незначительным оказался их секс прошлой ночью.
В Дилана было так просто влюбиться. Так легко и так глупо. Однажды он сказал, что подружка – последнее, что ему нужно в этой жизни. И Хоуп ему поверила. Если бы он захотел завести отношения с женщиной, то, конечно же, выбрал бы одну из местных еще до приезда Хоуп в город. В Госпеле кандидаток было просто завались. Но шериф не хотел никаких отношений и ясно дал это понять. Ему хотелось секса, и хотя она разделяла его желание, ей, как оказалось, хотелось большего. Она знала, что уже увлеклась Диланом серьезнее, чем кем-либо, и ей будет больно, если он не ответит взаимностью. Но это не его вина. Никто не виноват. Просто у них так все получилось.
Лучше все прекратить сейчас, пока еще не больно.
Если – и когда – он позвонит, нужно объяснить, что больше они не увидятся. Хоуп должна найти в себе силу воли и просто сказать «нет».
А закончились все размышления тем, что она вообще не стала говорить с Диланом. Когда телефон зазвонил, Хоуп не ответила. Она себе не доверяла. С момента их поцелуя после инцидента в «Оленьем роге» ее сила воли стремительно приближалась к нулю. И вряд ли сейчас эта хваленая сила решит вновь проявиться. Не после воспоминаний о поцелуе и не после ночи, проведенной вместе, когда Дилан и Хоуп разрисовывали друг друга глазурью. Не теперь, когда стоило закрыть глаза, и она чувствовала его губы, ласкавшие ее тело. Не теперь, когда она со всей ясностью могла припомнить соблазнительный тембр голоса шерифа, склонившегося у нее между ног и сказавшего: «Расслабься, сладкая, я просто собираюсь попробовать этот маленький персик».