— Всегда найдется что-то, что можно обсудить, — возразила она, следуя тактике тетушки Мэйв, которую она часто применяла к дядюшке Роберту.
Но с Айденом это не сработало. Он взорвался:
— Четырех часов брака с вами достаточно, чтобы я никогда, слышите, никогда не согласился дальше продолжать этот цирк!
Энн не знала даже, что на это ответить. Она не могла говорить в присутствии этих двоих — Дикона с его злорадной ухмылкой и Хью с его сочувствующим взглядом.
— Вообще-то мы женаты уже чуть больше полутора недель.
— Что? — переспросил Айден почти угрожающе.
Она прокашлялась.
— Я имею в виду, что наш брак длится уже больше нежели… если считать со дня церемонии.
— Я не хочу жениться. — Он поднял глаза к небу. — Господи, за что мне все это?
Энн попятилась. Никто еще из-за нее не взывал к Богу.
— Я бы все-таки хотела пройти в свою комнату.
— Пожалуйста, — чуть ли не прорычал Айден. Он подошел к лестнице и принялся звать Норвала.
Из комнаты под лестницей вышел старик.
— Да, лэрд?
— Проводи принцессу Энн в ее комнату. Гостевую комнату, — подчеркнул он.
Энн могла бы возразить, но не стала. Пора было действовать осмотрительнее — это нужно было сделать еще тогда, когда она только вошла в эту комнату.
Лучшая тактика сейчас — это проявить послушание. Долгие годы, пока она жила на правах бедной родственницы, научили ее гибкости и осторожности. Она понимала, что изначально повела себя неверно, и теперь нужно было это расхлебывать.
Со стола, на котором валялось множество каких-то кусочков и обрывков, Норвал взял огарок свечи и зажег его от настенного факела. Она украдкой посмотрела на мужа. Айден, нахмурившись, глядел на пламя.
— Спокойной ночи, — мягко произнесла она.
Он напрягся, но ничего не ответил.
Идя за Норвалом по лестнице, Энн поняла, почему в главном зале царил такой беспорядок. Старик был слишком немощен, чтобы заниматься уборкой.
— Где-нибудь неподалеку есть девушки, которых можно было бы нанять сюда служанками? — спросила она.
— Что-что? — Норвал остановился посреди лестницы и развернулся лицом к ней. — Извините, мисс, что вы сказали?
Он соединил ладони раковиной и приложил к уху. Говорил он с таким ужасающим акцентом, что понять что-либо было сложно.
— Служанки! Здесь есть служанки? — буквально прокричала она.
— Самки? Вы имеете в виду разведение скота?
И пока она силилась разобрать, что же он сказал, старик ответил:
— Мы разводим овец и лошадей. У нашего лэрда в этом деле легкая рука.
По крайней мере, так она это поняла. Уж что-что, а обсуждать скотоводческие навыки Айдена она была не готова.
К счастью, они наконец-то поднялись по лестнице. Дальше длинный узкий коридор уходил в сторону, противоположную основному зданию. Слева и справа располагались двери.
Идя за ним следом, Энн невольно подслушала, как старик бормочет себе под нос: «Гостевая комната… гостевая комната», — словно точно не знал, где она вообще находится.
Они чуть было ее не миновали, когда его вдруг осенило.
— О, вот это она… Я так думаю…
Он растерянно взглянул на Энн, словно ища у нее поддержки.
Энн кивнула. А что ей еще оставалось делать? Но она также не упустила возможности поинтересоваться:
— А где комната лэрда?
Это Норвал знал.
— Она в самом конце коридора, самая большая комната в замке. И самая лучшая, — доверительно сообщил он ей, протягивая руку к дверной ручке. Но тут он, к несчастью, промахнулся и едва не упал.
Она успела вовремя его подхватить, и тут, на беду, он обдал ее запахом перегара. Он был пьян. Хотя чему тут удивляться!
Он идеально вписывался в обстановку Кельвина. Энн покачала головой. Айдену нужна была жена хотя бы для того, чтобы навести в доме порядок.
— Как долго вы служите лэрду?
— Всю жизнь, — заявил Норвал. — Я родился в этом замке и никогда не выходил за его пределы.
Ей пришлось отвернуться, так как вблизи этот зловонный запах переносить было невозможно. Она сама потянулась к ручке.
— Я открою.
— Спасибо, принцесса Энн.
Она нахмурилась, услышав из его уст это насмешливое обращение, которое употребил Айден. Он смотрел на нее с самым невинным видом. Она забрала у него огарок свечи, пока он вдобавок ко всему еще и не обжегся. Свеча была сделана из сала, притом не самого лучшего сорта. Отец ее был деревенским врачом — работа достойная, но не очень хорошо оплачиваемая. Она помнила свое счастливое детство, в том числе и то, как часами помогала матери делать мыло и свечи. Похоже, в Кельвине ей доведется вспомнить прежние навыки.