31 
Кристен тут же уселась на пол и с удовольствием наблюдала, как мрачнеет лицо сакса.
— О Господи, девка, ты что, не умеешь себя вести?
— Я? — возмутилась она. — А где твои манеры? Ты заставляешь меня стоять, в то время как сидишь сам.
— Может, ты еще не понимаешь своего положения здесь? Так оно ниже, чем у последней служанки.
— Ради Бога, сакс. — Она ответила ему смехом, вставая на ноги. — Никто не осмелится утверждать, что дочь викинга чего-то не способна выдержать.
Ее покорность, казалось, злила его. Он вскочил, шагнул к ней, но тут же вернулся к столу; было видно, каких огромных усилий стоит ему взять себя в руки.
Кристен подняла в удивлении брови. Что же такого она сделала, что могло до такой степени разозлить его? Ведь она покорилась ему. Разве не этого он хотел? Или она должна была ему противоречить? Может, он не хотел, чтобы она так легко подчинилась? А может, просто искал причину наказать ее, чтобы выместить на ней свою ненависть, а она не давала ему повода?
Так думала Кристен, но она глубоко ошибалась в своих предположениях. Ройс попал в затруднительное положение, едва она вошла в комнату. Он почувствовал влечение к ней, а это никак не вязалось с его представлениями о том, что он должен испытывать в таких случаях. Это сбило его с толку. Он действительно презирал ее и ненавидел. И тем не менее первым его побуждением, когда он увидел ее, было — дотронуться до нее. Ему почему-то обязательно нужно было удостовериться, что ее кожа действительно такая мягкая и нежная, какой выглядит.
Она была слишком хороша, чтобы быть настоящей, и Ройс злился на себя еще и потому, что, почувствовав к ней влечение, не сумел этого скрыть. Ему следует все время напоминать себе, кто она. За деньги она продавала свое тело каждому мужчине. Ясно как день, что она переспала со всеми, кто был на корабле. Это викинг-потаскушка. Никакая другая женщина не могла быть для него более омерзительна. Но она не отталкивала его, и в этом была вся проблема.
Она должна бы быть покорной и запуганной. Люба женщина в ее положении вела бы себя именно так. Она бы устрашилась его гнева и молила бы о пощаде, а у него было бы бесспорное право его презирать. Вместо этого она ошеломляет его, отвечает вызывающе, ухмыляется, когда он сердится, хохочет, когда он ее унижает. Как он может бороться с ее привлекательностью, если она изумляет его тогда, когда он меньше всего этого ожидает?
— Может, мне уйти сейчас?
Ройс повернулся и пронзил ее взглядом.
— Ты не покинешь этот дом, девка.
— Я имела в виду, что мне надо бы уйти с твоих глаз. Мое присутствие, видно, злит тебя.
— Это не так, — заверил он ее, и ложь легко слетела с его уст. — Впрочем, можешь идти. Но прежде надень это.
Он взял цепи со стола и бросил ей. Кристен машинально их поймала. Конец цепи резко обернулся вокруг запястья, и она вздрогнула от боли, когда несколько звеньев ударили ее по предплечью. В ее руках железная цепь превращалась в оружие, но ей это даже не пришло в голову. Она с ненавистью смотрела на цепи.
— Я и теперь должна носить их?
Он резко кивнул:
— Да, чтобы ты всегда помнила, что твое положение изменилось, но не улучшилось.
Она посмотрела ему в глаза, не моргая, с лицом, искаженным гримасой презрения.
— Я ни на что другое не рассчитывала. — Она опустила цепи на пол. — Ты сам мне их наденешь.
— Тебе надо только защелкнуть замок, — взялся было объяснять он, неправильно истолковав ее слова.
— Сделай это сам, сакс, — резко ответила она. — Я никогда добровольно не отдам своей свободы.
Эта смелость вызвала у него новую волну гнева. Его первым желанием было накинуться на нее, ударить, сломить ее сопротивление немедленно, прежде чем она станет сильнее. Но он подозревал, что потребуется нанести гораздо больше ударов, чем он рассчитывал, чтобы она сдалась. Твердой походкой он подошел к ней, опустился на колени и поднял цепи, чтобы защелкнуть замок. Кристен стояла без движения, смотрела на его склоненную голову, на его густые каштановые волосы, и боролась с искушением их погладить. Какая жалость, что судьба сделала их врагами! Она бы с удовольствием познакомилась с ним при других обстоятельствах.
Он поднял голову и посмотрел на нее. Увидев тоску в ее глазах, он истолковал ее по-своему:
— Где сапоги, которые ты до сих пор носила?
— Эда, старая женщина, сказала, что в доме им не место.
31 
