80 
Я пожал плечами. С тех пор, как он начал более-менее регулярно навещать меня, прошло немало времени, и Мальчик изменился. Больше определенности в чертах. Гладкие темные волосы отросли и полностью скрыли чуткие, слегка оттопыренные ушные раковины. Острый подбородок, приперченный пробивающейся щетинкой, жесткий, почти неприязненный взгляд. И новая манера — он все время двигался внутри своей просторной одежды, будто там полным-полно мелких волосков после стрижки. Хотя это могло означать всего лишь нетерпение, спешку или раздражение.
Я и в самом деле оказался не так понятлив, как ему хотелось бы.
В наших беседах, в отличие от прочих видений, меня посещавших, не было ничего метафизического. Я чувствовал только одно — дистанцию во времени, но что это за дистанция и как она велика, так никогда и не посмел спросить.
— Согласен, — сказал я. — Вообще-то это трюизм. Такой же, как целая куча подобных. Например, про совместную жизнь. Один запомнил одно, другой — другое. И если воспоминания об одном и том же так различаются, какая же она совместная?
Странно было слышать звук собственного голоса в пустой комнате.
Мальчик натянуто рассмеялся…»
Позже Олеся могла вспомнить едва ли не каждое слово из записей Петра Хорунжего. В отличие от Юлии Рубчинской — та прочла в спешке, ужасаясь и не смея поверить, и, лишь когда все случилось, вернее, начало происходить именно так, а не иначе, окончательно убедилась: вымысла и игры воображения в них не больше, чем в приходских книгах, где регистрируют даты смерти, крещения и совершения браков.
«…Мальчик натянуто рассмеялся, а я продолжал:
— Мы все время говорим вроде бы об одном и том же, а имеем в виду разные вещи. Контуры слов размыты. Слова повисают в воздухе, но не достигают цели. Не связывают, как должны бы.
— Не стоит особенно заморачиваться, — отмахнулся он. — Все дело в сумасшедшей разнице между тем, что происходит с нами и без нас. И то, и другое имеет отношение к реальности, но реальность эта разного качества. Вас ведь не особенно волнуют события нашего времени — с вашей точки зрения их вообще еще нет, следовательно, и тревожиться нет причины. У нас свои проблемы. Плюс несовпадения понятий. Вот и выходит полный, как говорится, когнитивный диссонанс. И все-таки — мы же способны обсуждать кое-какие вещи, значит, они, несмотря ни на что, существуют и в моей, и в вашей реальности.
Я снова не задал вопрос, который зудел у меня на языке. Насчет „нашего“, то есть его, времени. И двинулся окольным путем.
— А кстати, как это вообще может быть? Я имею в виду наш разговор.
— До сих пор не знаю. Не берусь объяснить. Это все телефон. И еще хаш.
— Что?
— Хаш. Трава. Ну конопля, для ясности. Легкий наркотик — так это теперь называется. Случалось пробовать?
— Нет. Никогда не интересовался.
— Полезная штука. Когда все поперек, позволяет подняться над ситуацией.
— Это я понимаю. Алкоголь тоже подходит.
— Не совсем. Даже наоборот. А вообще-то удивительно. У вас, оказывается, было полным-полно наркоманов. В том числе и в партийной верхушке. Только никто их в упор не видел.
— Причем здесь телефон?
— Сейчас объясню. Дело в том, что телефон — это не то, что вы думаете, когда я произношу слово. Вернее, категорически не то. Вот, — он протянул руку, в которой была зажата та самая вещь, которая привлекла мое внимание еще тогда, когда я увидел Мальчика впервые. Он с ней не расставался. Плоская штука размером меньше дамского портсигара отливала платиной и светилась. Никаких проводов. — Это он и есть.
— Это? — удивился я. — А где же…
— Нету, — сказал он. — Ничего такого, к чему вы привыкли. Беспроводная связь четвертого поколения. Раньше я мог поговорить с любой точкой на земле, хоть с мысом Горн. Правда, сейчас что-то разладилось. Кроме того, это еще и фотоаппарат, устройство для записи голоса, музыки и движущегося изображения, машинка для вычислений… в общем, много всякого. Главное в том, что их пять миллиардов. И половина этих придурков носятся со своими телефонами, как с игрушкой из секс-шопа.
— То есть, насколько я понимаю, такой… э-э… аппарат имеется буквально у каждого?
— Ну да. Кое у кого даже несколько. И все они постоянно связаны между собой. Наподобие клеток в мозгу: одни спят, другие бодрствуют, третьи заняты своей интимной жизнью… Нет, все гораздо сложнее, но это трудно объяснить. Какие-то квантовые эффекты. А когда к этому добавились глобальные компьютерные сети… — тут он съехал на такие вещи, в которых я ничего не смыслю. Думаю, и специалист встал бы в тупик.
80 
