94 
Балий покосился на замшевую сумочку, которую она теребила в руках.
— Ладно, не поднимай шум! — он оглянулся и прикрыл за собой дверь кабинета. — Вот что. Ты, Юлия, так и быть, поезжай домой. В сущности, делать тебе здесь больше нечего. Бери с собой Раису. Как там Назар?
— Неважно. Я отправила его в кухню — отлеживаться… Что ты ухмыляешься? Ты считаешь, что так и должно быть?
И зачем мне Раиса? Кто займется домом, когда вся эта публика разъедется?
— Можно и так, — Вячеслав Карлович задумчиво кивнул. — Через четверть часа Геннадий едет в город. Он тебя подвезет. Подожди внизу, я спущусь проводить…
Вернувшись в кухню, Юлия отдала распоряжения домработнице и наспех проглотила чашку чаю. Смальцуга спал, скрючившись на коротком топчане в углу, рядом сидела на страже заплаканная жена. Уложить Назара оказалось делом непростым — он внезапно впал в буйство, нес чепуху и порывался куда-то бежать, но в конце концов его угомонили, и он уснул. Спустя несколько минут заглянул Вячеслав Карлович, мельком взглянул на храпящего, как удавленник, пьяного, коротко бросил: «Поехали!», а уже на крыльце добавил: «Булавин умер».
Юлия промолчала.
Вскоре служебный «ГАЗ» уже мчался по совершенно пустому шоссе к городу. Юлия, откинувшись, курила на заднем сиденье. Ночной ветер из окна, открытого со стороны водителя, бил в лицо, трепал волосы, но она лишь подняла ворот жакета.
Геннадий за всю поездку не проронил ни слова — пристально следил за дорогой, одна рука на баранке, локоть другой покоится на закраине окна, губы цепко сжаты. Она смотрела на высоко подбритый затылок офицера, на плечо, перехваченное портупеей, на черную ленту шоссе и сдвоенный конус света фар, откуда в лобовое стекло со скоростью ружейной дроби выстреливали фосфоресцирующие крупинки мошкары, и чувствовала, как внутри с каждой минутой растет напряжение. Будто сама она была привязана к оставшейся позади казенной даче черной упругой резиной, которая растягивается только до известного предела.
Помогая сесть в машину, Балий спросил: когда вернешься? Юлия спокойно ответила: а когда бы ты хотел? Вячеслав Карлович бегло обнял ее за талию и пробормотал: заеду завтра вечером, сразу после работы. Жди.
Дверь захлопнулась, он вернулся к гостям.
Но сейчас она думала только о том, как попасть в мастерскую Казимира. Разумеется, муж может позвонить домой по городскому номеру. Ночью, ранним утром, днем — не угадать. И без того она будет под его контролем.
Необходимо взять себя в руки и успокоиться, сказала себе Юлия. Однако перед глазами неотвязно стоял подозрительно благодушный и даже как будто слегка рассеянный Вячеслав Карлович. Благодушие и рассеянность — вот чего в его характере просто не было. Никогда. Хотя и ненависти к нему она не испытывала. Только изумление: откуда в этом человеке такая уверенность в том, что именно он является хозяином жизни? Кто дал ему право решать, сверяясь по списку обреченных, кого первым казнить, а кому подарить еще неделю, месяц, год?
Юлия хорошо помнила один давний разговор. Спустя пару месяцев после свадьбы муж взял ее с собой в Москву. Он ехал получать орден — в числе десятка других высокопоставленных чекистов, а ей, как предписывал регламент, полагалось присутствовать на банкете по случаю награждения. В гостиницу после мероприятия они вернулись заполночь, Вячеслав Карлович был доволен всем: и наградой, и подарками, и тем, что жена очаровала боевых соратников. Этим и объяснялась необычная словоохотливость. Отхлебывая «боржоми», он расхаживал по трехкомнатному «люксу», трогал затылок и рассуждал о власти. О том, что сила ее — в железной цепи преемственности и в умении отличать своих от чужих. «Кто же эти чужие?» — спросила Юлия. «Враги!» — последовал краткий ответ. — «Где они?» — «Повсюду. В каждой щели. Все известны поименно и будут рано или поздно уничтожены. Срок давности не предусмотрен. Огнем и железом! Угодил в списки — кара настигнет неотвратимо…» — «Кто же составляет ваши списки?» — услышанное показалось ей бредом. — «А вот это тебя, девочка, не касается. Твое дело — жить. Для меня. Нас с тобой в списках нет…»
Машина затормозила прямо у подъезда наркоматского дома. Офицер распахнул дверцу и протянул Юлии руку.
— Я провожу вас до квартиры. — Она удивленно взглянула, но лицо Геннадия ничего не выражало.
— Благодарю, — проговорила Юлия, роясь в сумочке в поисках ключей. — В подъезде охрана, зачем же беспокоиться?
94 
