99 
По пустынному городу ехали молча. Когда пришел его черед выходить, Ягодный притиснул Зою на заднем сидении и посулил скорую встречу. Мишарин хмыкнул, поинтересовался, куда доставить даму, хлопнула дверца, и «эмка» укатила.
Едва он успел занять позицию за старым тополем метрах в пятидесяти от подъезда, как появилась Рубчинская. Помедлила, озабоченно всматриваясь в темноту, а затем быстрым шагом направилась к Пушкинской.
Обычно спокойный и собранный, сейчас он люто ненавидел эту надменную тварь. Эту узкую и по-змеиному гибкую горделивую спину, которую изучил до малейших подробностей, эту размеренную поступь, тонкие щиколотки, длинные нежные бедра, обтянутые дорогой тканью юбки, это лицо, волосы, даже запах заграничных духов… Если бы не Вячеслав Карлович, который вытащил его из преисподней и чьим вечным должником он оставался по гроб…
На углу Юлия резко развернулась и пошла обратно, но Ягодному такие штучки были нипочем. Следуя за объектом, он никогда не отдалялся больше чем на полметра от стены ближайшего дома, и любой выступ или ниша всегда были к его услугам. Ничего не заметив, женщина вернулась, растормошила хмельного «ваньку» возле малышевской стройки и села в дряхлую пролетку. Пришлось побегать, чтобы найти еще одного извозчика и велеть ехать «вон за той дамочкой», держа приличную дистанцию.
В остальном все шло как обычно.
Он отпустил извозчика за квартал, рысцой проскочил по другой стороне улицы оставшееся расстояние и юркнул в распахнутую дверь парадного, успев на ходу зафиксировать, что Юлия спускается в полуподвал стоящего в лесах особняка. Расположение окон ему было хорошо известно — сейчас все они были плотно зашторены, однако свет внутри горел.
Ягодный шуганул помойных котов, облюбовавших угол под лестницей, уселся на нижнюю ступеньку и приготовился ждать.
Вход в мастерскую Казимира Валера отсюда был как на ладони. Спустя четверть часа оттуда появился немолодой мужчина в очках, быстро огляделся и направился в сторону аптечного магазинчика на соседнем углу. Там он постучал, и ему сразу открыли.
Ягодный закурил в рукав и вышел на тротуар, ожидая развития событий; что-то подсказывало ему, что его объект так или иначе связан с этим мужчиной. Может, Рубчинской стало плохо — иначе зачем среди ночи аптека? Однако когда спина очкастого снова появилась в поле зрения, она уже быстро удалялась в сторону проспекта Сталина…
В течение следующих нескольких часов все было спокойно.
Юлию он увидел снова только в начале пятого. С неба уже сочился жиденький свет. Женщина поднялась из подвала и остановилась на тротуаре. За ней — еще кто-то. Она протянула руку, прощаясь, и тогда Ягодный, приподнявшись со своего места, сумел разглядеть, кто с ней.
Он задохнулся. На мгновение отняло ноги, и пришлось схватиться за шаткие перила. Борулис!
Спокойно-спокойно, сказал он себе. Вот, значит, где встретились, господин лекарь… Сука пархатая, мучитель, как же это я тебя проглядел? Может, когда по нужде отлучался? Ну да теперь-то — какая разница…
Ягодный так стиснул рукоять финки, что лезвие пропороло байковую подкладку кожанки, и это его слегка отрезвило. Успеется! У него задание, лекарь пока подождет. И все равно — с жадностью ел воспаленными глазами смутно освещенный профиль врача, его подвижные лопатки и бледное, полное внимания лицо Юлии, пока Борулис ей что-то втолковывал. Вскоре она уже торопливо шла по улице, а доктор спустился в мастерскую.
Он поспешил за Рубчинской, на ходу раздумывая, что все не так просто. Выходит, дело не только в шашнях с художником. Может, там у них в подвале целая банда, и дамочка сейчас спешит по поручению этого господина, а начальство, хоть и подозревает измену, знать не знает, какие тут по ночам пекутся пироги…
На Сабурову дачу Ягодный попадал уже не впервые. Однако в двадцать шестом карта легла так, что именно Яков Борулис — отчества не выговорить — взялся за его застарелую хворь. Богдан вернулся к овдовевшей матери с Первой мировой не только газами травленный, но еще и калекой без пальцев. Какой Перекоп, какая Варшава! Хрен его знает, как рванул тот запал — с австрийской ручной гранатой умел обращаться не всякий, а как было в точности, Ягодный уже и не помнил. И не в том суть — оправился он быстро. Матушка жалела, кормила-поила, билась как рыба об лед. А вот с головой творилось не разбери что, и никакие порошки и таблетки не помогали.
99 
