107 
— Я рад, что ты не собираешься, по крайней мере, мешать Ниуре забеременеть, — сказал Калиг.
— Мое волшебное сердце стало тверже. — Лара отрицательно покачала головой. — Меня больше не беспокоит судьба Хетара, особенно после того, что я видела сегодня. Такая дикая безнравственность и жестокость, которые стали даже частью свадебных празднований, — это переходит все границы моего терпения. Как я могу даровать свою магию этим смертным, Калиг?! Теперь меня заботит лишь наша собственная участь, судьба Марцины и нашей семьи. Мы должны срочно увезти Марцину из Хетара. Колгрим сказал, что оставит ее мне, но я вижу насквозь его темное сердце. Он намерен сделать все, чтобы она осталась с ним. Он уверен, что если удержит ее, то и я останусь с ней. И таким образом, я полагаю, хотя Колгрим и не говорил об этом, он собирается заполучить мои магические силы.
— Да, он сделает это, — медленно произнес Калиг. — Боюсь, для него не существует никаких границ. И все же незримая частичка смертного в нем ослабляет его, любовь моя, хотя он этого не осознает.
— Тост! Тост за жениха и невесту! — поднялся Груджин Агасферус, держа в руке бокал.
Все гости встали и подняли кубки за Колгрима и Ниуру, теряя счет выпитому за щедрым столом и непринужденными беседами. Среди прочих яств подавались креветки, обжаренные в масле, вино и бесподобная рыба, уложенная на водяной кресс и украшенная резными ломтиками лимона. Эта рыба была выловлена в море Сагитта этим утром и доставлена волшебной почтой на кухни Груджина Агасферуса. На столе была оленина, мясо дикой свиньи и всевозможная дичь: утки, гуси, фазаны, перепела и крошечные птички-овсянки. Изобиловали разные виды зеленого салата и свежеиспеченный хлеб любых форм и размеров, масло и сыры. Затем гостям вынесли огромный пирог, пропитанный вином и украшенный щедрым слоем взбитых сливок со свежими ягодами. Бокалы постоянно наполнялись, тихая музыка, доносившаяся от оркестра, не смолкала. Однако трапеза постепенно подходила к концу. Танцоры начинали кружиться между массивных столов, за которыми сидели гости, а теперь были уже возле самого возвышения, где выступали для всех. На торжестве пел хор, состоящий из евнухов и мальчиков.
Тем временем наступила ночь. Приближалось время церемонии дефлорации. Мать Ниуры и госпожа Камилла поднялись со своих мест и едва заметно кивнули Ниуре. Не сказав ни слова, она послушно встала и последовала за ними из зала.
— Не забудьте, что вы трое моих свидетелей, — сказал Колгрим Ларе, Калигу и Марцине, склонившись над ними.
— А кто остальные свидетели? — с любопытством спросил принц Калиг.
— Верховный Повелитель, доминус Кадарн и принц Ваклар, — ответил Колгрим. — Домина просила ее извинить, и муж уступил ей. Конечно, если традиция это позволит, ее родители и бабушка с дедушкой тоже будут присутствовать, хотя они должны находиться в зале с остальными гостями. Свидетели должны быть беспристрастны, и шестерых вполне достаточно.
— Мне кажется, это просто варварство, — заметила Марцина. — Бедная девочка, должно быть, в ужасе. Потеря девственности не должна быть болезненной ни физически, ни психически.
— Ты говоришь с точки зрения собственного опыта, я полагаю. — Колгрим был рад возможности подразнить сестру.
Марцина засмеялась.
— Моим первым любовником был друг моего дяди Сирило. Он был необычайно очарователен и нежен. Я наслаждалась его обществом несколько месяцев, но затем не устояла перед собственным любопытством и впервые попробовала это со смертным.
— А ты проказница, Марцина, — сказал Колгрим, но при этом леденящим душу взглядом смотрел на Лару.
— Я фея, Колгрим, а все феи большие проказницы, — смело ответила Марцина.
— Ты фея только наполовину, сестренка. Твоя вторая половина принадлежит Темным Землям, но и мы здесь отличаемся весьма дерзким нравом.
По милому личику Марцины пробежала тень.
— Я никогда не считала это частью своего происхождения, — сказала она.
— А быть может, следовало бы, — тихонько промурлыкал Колгрим.
— Может, следовало бы прекратить мучить свою сестру, — сдержанно сказала Лара и обняла Марцину. — Похоже, твоя угроза ничего не стоит, Колгрим.
Он засмеялся над ней с пренебрежением.
— Когда я рос, со мной рядом не было тебя в качестве положительного примера, мамочка, иначе, возможно, я был бы теперь совсем другим.
107 
