Встретив Линдсей, Антониос впервые почувствовал себя по-настоящему расслабленным и даже счастливым. И несмотря на то, что теперь жена снова была с ним, он не мог унять нараставшее напряжение. Написав ей записку, он отправился в офис.
Необходимо поговорить с Лео. Он не осознавал раньше степень негодования брата: детьми они прекрасно ладили, вместе озорничали и, сплотившись, отчасти спасали друг друга от одиночества, которое заставлял их испытывать отец, постоянно занятый бизнесом.
При мысли об отце привычно заболело в груди. Антониос любил родителей, свою семью и, как истинный грек, был пылко предан ей. Невозможно было и помыслить о том, чтобы даже наедине с собой признать вину отца хоть в чем-то: это было сродни предательству.
– Ты опоздал, – зло отметил брат при его появлении.
Антониос подавил возглас негодования, проходя мимо Лео в офис, из огромных окон которого открывался потрясающий вид на оливковые рощи, ослепительно сверкающие в солнечном свете.
– Я не знал, что ты меня ждешь, – ответил он, ставя свой кейс у стола и вешая пиджак на спинку стула.
Открыв ноутбук, Антониос сел за стол. Леонидас стоял, сложив на груди руки и сжав зубы.
– Я хочу, чтобы ты поручал мне больше дел, Антониос.
– Ты же и так возглавляешь отдел по…
– Не надо мне это все рассказывать, – оборвал его Лео. – Я же не собака, которой можно бросить кость с барского стола. За все десять лет твоего правления я ни разу не получал доступ к финансам, у меня не было реальной власти. Я как швейцар в твоем заведении, любезно открывающий всем двери и болтающий напропалую.
– Тебе это неплохо удается, – заметил Антониос, желая подольститься к Лео, но в словах прозвучала плохо скрываемая злость.
– Во всяком случае, мне все это надоело, – ответил брат. – Или я получу больше власти, или уйду.
Гнев охватил Антониоса, он поднялся со стула, опираясь на стол.
– Ты что, мне угрожаешь?
– Просто констатирую факт.
Братья враждебно смотрели друг на друга.
– Вот интересно, – холодно сказал Леонидас, – почему ты так настаиваешь на том, чтобы держать финансы в секрете, Антониос.
– Наш бухгалтер полностью в курсе…
– И ты ни разу не допускал меня ни до одного совещания, даже не позволял взглянуть на отчетность. Что ты скрываешь?
Когда Антониос понял, на что намекает брат – что он ведет липовую отчетность, забирая деньги себе в карман, – он на миг потерял дар речи.
– Не смей, – угрожающе начал он, – делать такие гнусные намеки. Я отдал всю свою жизнь нашему предприятию.
Леонидас долго смотрел на него, сжав зубы.
– Не ты один, – наконец произнес он, покидая офис.
Антониос упал на стул, чувствуя, как кружится голова. Наконец он открыл снова компьютер и щелкнул мышкой, чтобы открыть электронную почту, гоня прочь все мысли о брате.
Спустя пару часов в приемной послышались голоса, и Антониос поднял голову.
В дверь вошла Линдсей, и волна облегчения и радости затопила его при виде жены. На ней был сарафан с цветами, волосы снова волной падали на плечи, а на лице заиграла смущенная улыбка, как только мужчина встал, чтобы поприветствовать ее.
– Решила проведать тебя, – сказала она извиняющимся тоном. – Посмотреть, как ты работаешь.
– Отличная идея, – отозвался Антониос, чувствуя, что впечатления от встречи с братом все еще слишком свежи.
Линдсей нахмурилась.
– Все в порядке?
– Прекрасно, теперь все просто замечательно, раз ты здесь.
Линдсей обхватила его лицо ладонями и заглянула в глаза.
– Да ты, кажется, рассержен.
– Просто немного устал. Не о чем беспокоиться.
Антониос поцеловал жену, наслаждаясь ее моментальной реакцией.
Скользнув руками ниже, он нашел ее ягодицы и приподнял, прижимая к себе, чтобы она почувствовала сигнал его нарастающего возбуждения.
Линдсей сдавленно усмехнулась:
– Антониос…
– Знаешь, чего я никогда не делал в офисе?
– Думаю, могу угадать.
Он приподнял край ее сарафана и пальцами нашел теплую, нежную плоть. Она содрогнулась от его прикосновения, склонив голову ему на плечо.
– Твоя секретарша здесь… – пробормотала она, не выказывая, однако, особого сопротивления.
– Дверь закрыта, и звуки в приемной не слышны.
– Откуда ты знаешь?
Он не знал наверняка, но сейчас ему было все равно.
– Поверь мне, – сказал Антониос, усаживая жену на край стола и раздвигая ей ноги.
Ее глаза расширились от изумления, когда он одним ловким движением снял с нее трусики и встал между ее ног, нежно поглаживая ее и слушая ее стон.