Особенно,... 
99 
— Вопрос в том, что угодно вам. И что вы собираетесь делать?
— Боитесь?
— Да, — призналась Кларисса. — Боюсь и чувствую себя в отчаянии.
— Вы заслужили эти страдания.
— Что я тебе сделала? Я ведь не обращала внимания на вашу постыдную связь с моим мужем, — воскликнула Кларисса.
Глаза Файрхавена затуманили слезы.
— Вы сделали его несчастным, предали его, и Филип ненавидел вас. Он повторял мне это снова и снова. И я тоже ненавижу вас.
— А я ненавидела Филипа! — вскричала Кларисса. — У меня не было другого выбора, кроме как выйти за него замуж; в то время я еще не знала, что он собою представляет, но уже тогда ненавидела его.
В салоне воцарилась тишина. Кларисса выдавила улыбку.
— Впрочем, теперь все это уже не имеет значения. Он мертв, и я рада этому.
— Ты сука! — побледнев, закричал Файрхавен.
Кларисса чуть не рассмеялась. Взяв себя в руки, она сухо сказала:
— Назовите свою цену. Я прослежу, чтобы Доминик уплатил деньги.
— Речь не о деньгах.
— Ваш ответ едва ли можно рассматривать как шутку.
— А это и не шутка, — сказал Файрхавен. Его лицо стало белым, как мел, руки дрожали. — Вы понимаете, я любил Филипа. Богатство — это еще не все.
— В чем тогда дело?
Файрхавен сжал руки.
— Справедливость, — он сглотнул, но не опустил глаз. — Я требую справедливости.
— Это абсурд!
Файрхавен покачал головой.
— Нет. Филип ненавидел вас и вашего Доминика. Он ненавидел ложь. Поэтому я расскажу правду.
Кларисса подумала, что ослышалась. Нет, нет, конечно же, она ослышалась.
— У меня есть только одно желание: рассказать всему свету правду о вас и вашем сыне, — с ненавистью произнес Мэтью Файрхавен.
Глава 25
Анна ужинала в одиночестве. Кларисса не появилась, и Анна решила, что та предпочла поесть у себя в комнате. Дом остался с дедом.
Анна была не очень голодна, так что быстро перекусила и вернулась к себе. Хотя ей отчаянно хотелось узнать, как себя чувствует герцог, мысль о неизбежной встрече с мужем помешала ей сделать это лично. Однако Белла охотно ответила на ее расспросы. По словам служанки, Рутерфорд! по-прежнему оставался без сознания, а Дом задремал, сидя в кресле, которое пододвинул к кровати больного.
Анна, одетая в шелковую ночную рубашку и такой же пеньюар, нервно мерила шагами спальню, оплакивая герцога, словно он был уже мертв.
Боже, как же плохо сейчас Доминику! Но она не должна думать о страданиях мужа… — Анна, я хочу поговорить с тобой.
Анна увидела Дома, который без предупреждения вошел в ее комнату.
— Герцог?.. — она не смогла договорить.
— Никаких изменений. — Дом помедлил, глядя на нее.
Анна схватилась за спинку кровати. Чего он хочет? Она чувствовала, как растет внутреннее напряжение, и попыталась успокоиться, но безуспешно.
Дом стоял всего лишь в полуметре от нее. Он, очевидно, только что проснулся: волосы взъерошены, на ногах все те же бриджи для верховой езды и покрытые грязью сапоги; сюртук он снял и остался в одной рубашке — сильно помятой и расстегнутой. Анна старательно избегала смотреть на его обнаженную загорелую грудь и с ужасом осознавала, что ее пеньюар, застегивающийся всего на две пуговицы, скроен так, чтобы продемонстрировать соблазнительную ночную рубашку.
— Наверное, тебе стоило постучаться, — в конце концов удалось выговорить ей. Что ему надо? Она снова вспомнила о подозрениях Патрика и Беллы.
— Сегодня ко мне заходил Файрхавен. Он не был другом Филипа — он был его любовником. И решил шантажировать меня.
Анна вскрикнула, мгновенно забыв про свое неглиже.
— Шантажировать?!
— Да. — Дом говорил так, словно затвердил эту речь по памяти. — По его словам, есть доказательства того, что я незаконнорожденный.
— Ч-что? Но это же невероятная глупость!
На лице Дома осталось все то же выражение крайней собранности.
— На самом деле я уже некоторое время подозревал, что Филип мне не отец, и теперь Кларисса сама подтвердила это.
Анна должна была сесть. Она выбрала стул, самый дальний от Дома.
— Тогда кто же твой отец?
— Не знаю и даже боюсь спрашивать.
Анна все еще не могла поверить в услышанное.
— Я думаю, ты должна знать об этом, поскольку ты все еще моя жена, хотя и предпочитаешь жить отдельно, — закончил Дом.
Анна вздрогнула. Уж не послышалась ли ей нотка горечи в словах Дома? Он явно был расстроен. Боже мой! Только теперь смысл его слов начал доходить до ее сознания. Доминик может потерять все: имя, титул, богатство, земли. Сердце Анны сжалось от страха, страха за мужа — сейчас она не думала о себе.
99 
