49 
— Что вы имеете в виду? — Ноэль не смогла скрыть свое любопытство.
Констанс коснулась салфеткой уголков губ.
— Большую часть своей творческой жизнь Мольер в качестве актера ездил по французским провинциям. Он и его товарищи актеры играли трагедии, любовные истории, и фарсы по случаю. Наконец он начал писать для своей труппы. Он написал комедии, ставшие очень популярными. Со временем он был приглашен выступить перед Луи XIV. Увы, он допустил ошибку, которая могла стать фатальной. Вместо того чтобы выбрать комедию, которая труппе очень удавалась, для выступления он выбрал трагедию.
Констанс сделала еще один глоток вина и съела последний кусочек омлета. Ноэль перестала есть, полностью захваченная рассказом.
— Выступление было катастрофическим, конечно, — продолжила Констанс. — Зрители скучали. Они ходили, кашляли, и до того как пьеса закончилась, Мольер знал, что не смог привлечь внимание короля. Но он сделал смелый шаг.
Как только выступление было завершено, он вышел вперед и обратился к королю. Он просил дозволения исполнить одну из его комедий, хорошо принятую в провинции. Король разрешил и, разумеется, все были очарованы. Успех Мольера в Париже был обеспечен.
— Это словно сказка, — Ноэль едва сознавала, что говорит вслух. — Он, должно быть, был храбрым человеком, чтобы так выступить.
— Я в этом уверена, — ответила Констанс. — Его дальнейшая жизнь свидетельствует об этом. Даже с патронажем короля, его путь был не всегда легок. В своих лучших пьесах он дразнит богатых и могущественных, также как и общественное устройство. Несколько его пьес были объявлены безнравственными. А одну осудили за святотатство, и католики не могли на ней присутствовать под страхом отлучения от церкви. Разумеется, величие, подобное Мольеровскому, не может быть подавлено. Меня всегда поражало, что его смерть так соответствовала его образу.
— Как это?
Констанс показала служанке, чтобы та убрала тарелки и вышла из комнаты.
— Мольер не был здоровым мужчиной, а когда он писал «Мнимого больного», то был болен чахоткой. Это история Аргана, человека, который постоянно воображал себя жертвой какой-то ужасной болезни. Мольер умер через несколько часов после представления, на котором играл Аргана. Бедняга, он годы был в полной власти докторов. И тогда они были столь же напыщенными и снисходительными, как и теперь. Он высмеял их особенно ловко. — Лицо Констанс выразило слабое удивление. — Зачем я все это рассказываю? Вы можете сами все прочитать. Я дам вам рукопись этим вечером.
Ноэль почувствовала, как будто ее окатили холодной водой. Она уже открыла рот, чтобы отвергнуть предложение Констанс, но не произнесла ни слова. Ее осенило, слишком поздно, что она недооценила своего противника. Она попалась в точно расставленный капкан.
Констанс уже все поняла.
— Вы не умеете читать, Ноэль, не так ли? Вы просидели четыре дня в библиотеке, с книгами раскрытыми перед вами, но не смогли прочесть ни слова.
Уязвляли слова, но не манеры Констанс. Она говорила, как ни в чем не бывало. Не было никакой жалости на ее лице, никакого сострадания, только легкий вопрос.
Ноэль вздернула свой маленький подбородок.
— И что с того, что я не умею читать. Большинство людей не умеет.
— Но вы же не большинство, Ноэль? Под вашим невежеством скрыт острый ум. Начнем завтра, я научу вас читать. Приходите в библиотеку ровно в девять. И я не стану ждать, даже если опоздаете лишь на минуту. Это понято?
— Почему вы это делаете для меня?
Констанс открыла рот, чтобы ответить, но, казалось, задумалась. Наконец, она пожала плечами и сказала:
— В последнее время мне очень скучно.
Лунный свет струился на постель, высвечивая, лицо Ноэль, прежде чем пролиться на синий французский ковер. Но это не действовало, она была слишком взволнована, чтобы спать. Отбросив покрывало Ноэль встала с кровати и подошла к окну.
Возделанная земля, омытая серебряным светом, простиралась перед ней, скрываясь за рощей покрытых почками вязов. Она мягко открыла окно, встала на колени и, опираясь на подоконник, высунулась наружу.
Весенний воздух был прохладным и, как и время года, пах травой. Это были глупые фантазии, улыбнувшись, она положила щеку на сгиб локтя. Ночь была такой ясной, что казалось, будто звезды подвешены прямо над ее головой на невидимых веревках. Как будто небеса раскололись, впуская ее.
49 
