21 
— Ты уверен, что хочешь этого?
— Вполне.
Предложение было кстати.
— Я спрошу у нее, потом позвоню тебе, кивнул Джейс.
Когда он вернулся в полночь, в доме было темно, горела только лампа над мойкой в кухне. Стараясь не шуметь, Джейс расстелил спальный мешок в гостиной, убедив себя, что Элисон может понадобиться помощь. Он почти с облегчением вздохнул, когда услышал ее тихий голос.
— Звонила Сесилия — думает, завтра ее выпишут. Врач говорит, что она сможет поехать домой. Так что завтра я отвезу Пабло.
— Я провожу тебя.
— Не хочу, чтобы ты уезжал с работы.
— Это и есть часть моей работы. А как ее муж? Он все еще с ней? — Было что-то интимное в разговоре в темноте.
— Он приехал сегодня, очень расстроенный.
Хотел забрать сына, но не смог оставить Сесилию.
Вентилятор работал почти бесшумно.
Джейс перевернулся на бок и снова услышал голос Элисон:
— Куда ты ходил сегодня вечером?
— В «Кантину».
— О!
Он не понял, что значило это восклицание: осуждение или разочарование.
— Ты встречаешься с женщинами так же часто, как и раньше? — спросила она.
Он не стал ей лгать, да и не смог бы.
— Нечасто. С возрастом мужчина становится более разборчивым, — ответил он.
— Понятно.
Но он был уверен, что она ничего не поняла, что даже не догадывается, какую суматоху внесла в его жизнь и как он пытается разобраться в ней.
Теперь он жалел, что вообще ездил в Ричмонд на крестины племянницы. Если бы не это, Элисон никогда бы не приехала и не сломала его жизнь.
Не стоит ли все же попытаться отправить ее домой? Не будет ли это лучшим решением для них обоих?
На следующий день, приехав в больницу в Альбукерке, Элисон и Джейс поднялись в хирургическое отделение. По дороге они почти не говорили — слишком велико было напряжение между ними.
Они вошли в двухместную палату, где лежала только одна Сесилия. Когда мать увидела ребенка, лицо ее засветилось, а в глазах засверкали слезы.
Рядом с ней сидел мужчина, который тут же встал. Элисон поднесла малыша к Сесилии и усадила его рядом с ней.
— Спасибо, — сказала та. — Не знаю, чем смогу отплатить вам за заботу о нем. Мы так сильно вам обязаны.
Элисон и Джейс ответили в один голос:
— Вы нам ничем не обязаны.
Джейс поднял сумку.
— Здесь остались вещи, которые нам не пригодились.
Сесилия махнула рукой в сторону мужа.
— Шериф Макгроу, знакомьтесь, это мой муж Джордж. Джордж, это шериф Макгроу и миссис Роудс.
— Просто Элисон, — тихо произнесла та.
Мужчина пожал руку сначала ей, а потом Джейсу.
— Как сказала жена, мы никогда не сможем до конца отблагодарить вас. Мы оплатим ваше время и все, что вы купили.
— Ни в коем случае, — сказал Джейс.
— Но послушайте, шериф…
Джейс кивнул в сторону холла:
— Почему бы нам не выйти и не обсудить все там?
Мужчины вышли из палаты. Сесилия обняла Пабло.
— Тебе нужно быть очень осторожной, когда будешь поднимать его, — предупредила Элисон.
— Знаю. Джордж не даст мне надрываться.
Он взял недельный отпуск.
Джейс заглянул в палату.
— Мы собираемся спустить все вещи в машину. — Его взгляд упал на Элисон. — Тебе купить что-нибудь поесть или попить в кафетерии?
— Сок, если он там есть.
Джейс кивнул.
— Я быстро.
Сесилия посмотрела на Элисон, и та догадалась, что следует кое-что объяснить.
— Мы с Джейсом знакомы очень давно. Он был лучшим другом моего мужа. Муж погиб около года назад.
Сесилия кивнула.
— Он смотрит на тебя так, как смотрит мужчина, когда хочет, чтобы женщина стала его.
Неужели их влечение друг к другу так заметно?
— Джейс и я слишком разные. А я… я сама не знаю, чего хочу… Как долго вы женаты?
— Три года. И сейчас я и Джордж поняли, насколько мы счастливы. После аварии я так боялась, что умру и не увижу больше ни его, ни сына. Авария научила нас еще крепче держаться друг за друга. Любовь — слишком дорогое удовольствие, чтобы зря тратить отпущенное ей время.
Через полчаса Джейс и Элисон спускались на лифте в вестибюль, и девушка вспомнила слова Сесилии.
— Я тут думала об одной вещи. — Лифт остановился, и они вышли. — Если я решу задержаться здесь еще, может быть, мне следует снять где-нибудь комнату.
— Тебе этого хочется?
— Нет, не очень. Просто, думаю, так будет лучше.
После нескольких долгих минут молчания он спросил:
— Ты так считаешь, потому что я был абсолютным дикарем?
21 
