128 
— Мисс Брет, вы в самом деле необычная гувернантка.
— То есть, вы хотите сказать, ненастоящая?
— Я убеждена, вы полезнее для Эдварда, чем если бы на вашем месте оказалась та, которую вы называете настоящей.
Загоревшись, я разговорилась о предметах, которые имелись в доме. Было от чего радоваться: у меня появится интересное занятие, и два месяца пролетят, как два дня.
— Выпейте еще кофе, мисс Брет. — Это было неслыханное послабление с ее стороны. Обычно подавалась одна чашка, а остатки кофе уносились, чтобы вернуться подогретыми в следующий раз.
Я не отказалась. Кофе был отменный, местного, кажется, производства: урожай был недостаточен для экспорта, но с удовольствием потреблялся самими островитянами.
Взяв доверительный тон, она рассказала, откуда взялась ее мебель.
— Мой муж был из хорошего рода: младший сын знатного дворянина. На остров попал после дуэли, во время которой убил дальнего отпрыска французской королевской фамилии. Пришлось в спешке бежать с родины. Потом семья отправила вслед ему мебель. Он приехал сюда, ничего не имея, кроме небольшой суммы денег. Вскоре мы познакомились и поженились, потом он завел сахарную плантацию и преуспел. Выписывал из Франции вина — тогда наш дом был не то что сейчас. Я прожила на острове всю жизнь, никогда никуда не выезжала. Моя мать была туземная девушка, а отец — отщепенец, отторгнутый и сосланный на остров собственной семьей. Он был хорош собой и, кажется, не лишен ума, если бы не лень. Целыми днями только и делал что загорал. Я была его единственная дочь. Мы бедствовали. Все, что ему перепадало от родственников, он мог извести на местный самогон. Очень крепкий, между прочим. Называется гали. Вы еще о нем услышите. А когда появился Арман, мы поженились, переехали сюда и зажили на широкую ногу — мало кто был богаче нас на всем острове.
— На острове есть светская жизнь?
— Была и в какой-то мере есть и сейчас, только я больше не принимаю и, соответственно, меня тоже не приглашают. Здесь целая колония французов, англичан, несколько голландцев. Большей частью торговцы и представители судоходных компаний. Поживут немного и уезжают. Редко кто задерживается надолго.
Мадам нарисовала мне более ясную картину, чем я представляла себе. Она являла собой довольно-таки причудливое смешение коммерции и дикости. Деловая активность наблюдалась вдоль береговой линии по утрам и ближе к вечеру, тогда как в глубинной части большинство обитателей тростниковых хижин пребывало в первобытном состоянии.
— Мой муж был хороший хозяин, — продолжала она, — но очень вспыльчивого нрава. Моник пошла в него во всем, кроме внешности. Она похожа на мою мать. Иногда выглядит чистой туземкой. Но унаследовала необузданный нрав отца и, увы, его слабое здоровье. Он страдал чахоткой — никакие усилия врачей не смогли помочь. Болезнь все усугублялась, пока не умер. Совсем молодым, всего в тридцать один год. После этого мне пришлось продать плантацию, и очень скоро мы обеднели. Сама удивляюсь, как свожу концы с концами. Только благодаря крайней бережливости…
В комнату влетела большая стрекоза с синими крыльями и забилась вокруг лампы. Замерев на полуслове, она уставилась на яростно бившееся об абажур насекомое.
— Сейчас разобьется. Они не выносят света. Но как она сюда попала? Ставни закрыты.
Мне захотелось спасти столь редкостную красоту от бессмысленной гибели.
— Можно ее выпустить? — спросила я.
— Как вы ее поймаете? Надо быть осторожнее. Некоторые ночные бабочки опасны: их укус может привести к тяжелой болезни, иногда смертельной.
Я завороженно смотрела на бабочку, ринувшуюся в последний отчаянный штурм на лампу и замертво упавшую на стол.
— Глупое существо, — философски резюмировала мадам. — Принять лампу за солнце и убить себя в попытке долететь до него…
— В этом есть своя мораль, — легкомысленно подхватила я и тотчас пожалела, что оборвала наш интересный разговор, так и не вернувшийся в старую колею. Вместо продолжения своих откровений она снова взялась расспрашивать меня о мебели. Мы проговорили об этом до конца вечера, пока я не ушла к себе.
Назавтра Моник полегчало. Шантель поделилась со мной, что, похоже, на пациентку неплохо действовала белладонна, хотя лично она предпочитала нитритамил, который давала ей в Англии, но которого не нашлось в корабельной аптечке.
128 
