Последние отзывы

  111  

— Полагаю, с островов Фиджи. А туда я прибыла с Тасмании, с каторжного поселения Хобарт-таун.

— Не может быть! Вы — женщина — преодолели такое расстояние!

— Я не думала о трудностях, потому что давно поняла: душевные страдания куда тяжелее физических, — ответила Эмили, проведя рукой по своим слипшимся от морской соли волосам. — И потом я была всего лишь пассажиркой, а судно вел Атеа.

— Не я, а бог Тане. Он же помог мне построить корабль, — серьезно заметил полинезиец.

— Разве наш Господь не направлял твои действия? — строго произнес отец Гюильмар, указав на крест на шее Атеа.

— Что он понимает в наших судах? Правда, на всякий случай я просил его помочь Эмалаи вынести это путешествие. Хотя ее должен был охранять сам корабль, названный ее именем!

Священник только вздохнул в ответ. Проживший на Нуку-Хива больше десятка лет, он знал, что как ни трудно убить полинезийских богов, впустить в души полинезийцев христианство еще сложнее. И едва ли когда-то воля миссионера станет для них сродни Божьей воле.

— Сейчас я дам вам воды, — сказал он, — а еще лучше — чаю. Сесилия уже спит, но в кладовке есть еда.

Опустившись на стул, молодая женщина закрыла глаза, перед которыми все еще вставали белопенные буруны и нестерпимо сверкало солнце. Внезапно она почувствовала страшную слабость. Тело терзала тупая боль, как будто ее кто-то избил, кости ныли, а в висках пульсировала кровь.

— Я рад, что вы благополучно добрались до Нуку-Хива, — заметил отец Гюильмар, вернувшись в комнату. — Полагаю, вам есть что рассказать.

— Думаю, Эмалаи должна лечь. Она поговорит с вами утром.

— Нет-нет! — ответила молодая женщина, подняв тяжелые веки. — Все это слишком важно, так что лучше начать сейчас.

— Пожалуй. Я могу представить, что произошло с Атеа, но вы, мадемуазель Марен… Кстати, у меня есть хорошая новость. Вы можете ходить по острову совершенно спокойно. Прежний губернатор покинул Нуку-Хива, его место занял мсье Лаво. Он производит впечатление здравомыслящего и справедливого человека. Менкье тоже отозвали на материк, а новый начальник гарнизона еще не прибыл. Не думаю, что в этом сыграли роль многочисленные письма, которые я отсылал во Францию, скорее, очередная смена правительства, — сказал отец Гюильмар, разливая чай.

Глотнув горячей, сладкой, бодрящей влаги, Эмили немного пришла в себя и принялась говорить.

Священник слушал, не прерывая. Временами по его лицу пробегала тень, и он то и дело судорожно переплетал пальцы.

— Мне кажется, я не смогла как следует защитить ни себя, ни своих детей, — сказала Эмили в конце своего рассказа.

— Вы неправы! — быстро ответил отец Гюильмар. — Вовсе нет! В моих глазах вы не жертва, а упрямая мужественная женщина. Мне очень жаль ваших детей и вашего отца. Однако полагаю, все как-нибудь устроится. Положитесь на милосердие Господа. И я тоже постараюсь вам помочь.

Пока Эмили говорила, Атеа не проронил ни слова. Он не двигался и имел мрачный, потерянный вид. А еще священник увидел в глубине его темных глаз то, чего там никогда не было прежде: раскаяние и стыд.

— Вижу, тебе, Атеа, тоже пришлось нелегко, — доброжелательно произнес отец Гюильмар.

— Я спасал только себя, — резко проговорил полинезиец, после чего спросил: — Что творится на Хива-Оа? Там по-прежнему распоряжается тот француз?

— Если ты имеешь в виду Мориса Тайля, то он повел себя несколько неожиданно. Он отказался от своего поста и, сочетавшись с Моаной христианским браком, уехал во Францию.

— Морис женился на Моане?! — удивилась Эмили.

— Да.

— Думаю, теперь нет никаких препятствий для того, чтобы вы обвенчали и нас с Эмалаи, отец Гюильмар? — с непривычной кротостью произнес Атеа.

Священник повернулся к молодой женщине.

— Вы хотите этого?

И она просто ответила:

— Да.

— Хорошо. Через несколько дней. А сейчас вам необходимо отдохнуть.

— Я вернусь на судно, — сказал Атеа. — Там остались люди, которых я взял с собой.

— Можешь привести их в мой двор. Я вынесу циновки. Завтра Сесилия приготовит побольше еды, а сейчас они хотя бы напьются воды.

Утром перед Эмили предстал все тот же праздник изобилия с широкими шатрами листвы, с просвечивающими сквозь толщу бирюзовых вод коралловыми гротами и благоухающими диковинными цветами.

Они с Атеа отправились к источнику. Эмили сняла с себя платье, не опасаясь, что ее кто-то увидит. Она думала о том, что в этих краях ни в наготе, ни в любви нет ничего запретного, постыдного или тайного. Сейчас для нее гораздо труднее было бы обнажить свою душу.

  111