Последние отзывы

  113  

— Шарлотта Лаво. Это ваша свадьба? Поздравляю! — поискав взглядом предполагаемого супруга Эмили и не найдя, она добавила: — Кажется, пока мы с вами единственные белые женщины на этом острове. Думаю, нам предстоит много дел.

— Не знаю, останусь ли я здесь. Мой муж…

Эмили оглянулась на Атеа, который неподвижно стоял в своем красном венке и с белой гирляндой на шее. Как и всегда, в нем ощущалась мощная энергия, замершая и вместе с тем готовая выплеснуться наружу. Выражение его лица было гордым и строгим, но не надменным.

В глазах супруги губернатора промелькнуло изумление, но она тут же овладела собой.

— Нам будет приятно познакомиться с вашим мужем, — сказала она и оглянулась на своего супруга. — Не правда ли, дорогой?

Благородный лоб губернатора прорезала морщинка. Сделав шаг вперед, он слегка наклонил голову, но руки не протянул: как догадалась Эмили, не потому, что счел это недостойным своего положения, а просто поняв, что Атеа не ответит на рукопожатие.

— Вы вождь с Хива-Оа? Я слышал вашу историю. Вы пока что не собираетесь покидать Нуку-Хива? Если нет, прошу пожаловать в мой дом, скажем, завтра. Мы могли бы поговорить. А сегодня мне предстоит встреча с новым начальником гарнизона.

Сказав это, губернатор поспешил на причал, потому что пассажиры шхуны успели сесть в шлюпки и теперь приближались к берегу.

Поняв, что им не грозит опасность, новобрачные вместе с отцом Гюильмаром задержались на берегу. Эмили хотелось поговорить о новом губернаторе, но потом ее внимание привлекло нечто необычное, и она умолкла, устремив взгляд на прибрежные воды.

На носу первой шлюпки стояла женщина в европейской одежде. Однако она не была белой, ее тело навек опалило тропическое солнце, а глаза были темны, как ночной океан. Куда проще было представить ее обнаженной до бедер, с волнующими холмами грудей, прикрытых только бусами из ракушек или цветочной гирляндой, да волною волос.

Ее фигура выражала такое нетерпение и готовность, что казалось, она готова броситься в воду и достичь берега вплавь, но ей мешал ребенок, которого она держала на руках. Рядом стоял мужчина, тоже с ребенком; возможно, ее муж, хотя он был европейцем, французом в военной форме.

— Морис Тайль! Моана! — прошептала Эмили.

А эти дети… Внезапно ее душу охватило предчувствие, в которое она отказывалась верить. У нее задрожали колени, гулко забилось сердце, а тело охватила истома. Это не могло быть правдой. Этих детей наверняка родила Моана. Мальчика и девочку. Двойню. Марселя и Иветту. Маноа и Ивеа.

Эмили сжала руки. Молодой женщине чудилось, что разочарование будет стоить ей если не жизни, то рассудка. В тот миг, когда Моана, неловко подобрав подол платья, ступила на берег, обжигающий, яркий луч рассеял внутреннюю тьму в душе Эмили. Одновременно земля под ее ногами дрогнула и покачнулась, и она упала на мягкий влажный песок.

Очнувшись, Эмили осознала, что это не сон. А еще поняла, что не ошиблась, потому что детей держал уже не Морис, не Моана, а Атеа. Его улыбка была гордой, теплой, нежной и, как ни странно, немного застенчивой. Эта прекрасная картина расплывалась перед взором Эмили, потому что на глаза то и дело наворачивались слезы.

Над ней склонилась Моана. Позади стояли несколько растерянные губернатор и его жена со своими людьми, а по другую сторону — свадебные гости, и местные, и фиджийцы, уже потерявшие надежду дождаться праздничного угощения.

Эти день и вечер запомнили многие. Во дворе дома священника развернулось настоящее действо.

Воздух наполнял барабанный бой: казалось, будто стучат десятки огромных сердец. Обмотанные тканью тела легко двигались вокруг костра; их танец повторяли весело метавшиеся тени. Закатный свет причудливо переливался на залитых потом плечах и лицах танцоров, придавая темной коже красноватый оттенок.

Аппетитно пахнувшие свиные туши наконец извлекли из ям. К столь желанному туземцами мясу была подана папои ма, особым образом запеченная мякоть хлебного дерева, клубни таро и горы фруктов. Ради такого праздника отец Гюильмар разрешил выставить каву.

Для виновников торжества и почетных гостей он вынес бутылку шампанского, припасенную с незапамятных времен.

— Я давно решил, что открою ее лишь тогда, когда свершится настоящее чудо, — заметил он.

В ответ Морис Тайль поставил на стол вторую бутылку со словами:

  113