39 
Орлена второй раз прочла вырванные страницы, и ей стало стыдно, что она так нападала на графа.
Он это заслужил, подумала девушка. Однако у графа тоже имелось объяснение, и Орлена не могла не принять его извинений. Она любила его и страстно желала взять назад те горькие слова, которые выкрикнула сегодня. Девушка немедленно пошла к бюро, стоящему в углу спальни. Открыв бюро, она взяла листок бумаги и написала то, что пришло в голову:
Мне очень жаль, что я была груба. Мне также очень жаль, что я неправильно судила о Вашей Светлости. Пожалуйста, простите меня и думайте немножко добрее о Вашей самой смиренной подопечной,
Орлена.
Она вложила листок в конверт, адресовала его графу и только тут сообразила, что Николь все еще в комнате, убирает в гардероб ее платья.
— Его светлость внизу? — спросила девушка.
— Нет, мисс, — ответила горничная. — Он дал Джеймсу письмо, чтобы я отнесла его вам, а потом уехал кататься верхом. Я своими глазами видела его светлость на подъездной аллее.
Он вернется к ленчу, подумала Орлена, и должен получить ее извинения прежде, чем они встретятся.
Кажется, на ленч были приглашены гости, хотя девушка не была в этом уверена. Но она чувствовала, что не может увидеть графа до того, как он узнает, что Орлена сожалеет о своей несдержанности.
Не давая никаких указаний Николь, девушка сбежала в библиотеку, сжимая в руке письмо.
Конверт она оставила на письменном столе графа, прислонив его к чернильнице.
На открытой домовой книге лежал отчет из банка, который так рассердил графа и вызвал у него подозрения. Взглянув на отчет, Орлена поняла, что она потратила очень много денег с тех пор, как приехала в Лондон.
На следующий же день после их прибытия граф сказал им с Терри, что они могут взять до двух тысяч фунтов. Теперь девушка увидела, что после оплаты счетов за платья и вычета той тысячи фунтов, что она пожертвовала церкви Святого Иакова, в ее распоряжении осталось всего несколько сотен.
— Придется быть экономнее, — с легкой улыбкой сказала себе Орлена.
Нечаянно подвинув банковский отчет, она обнаружила под ним письмо, озаглавленное именами «Торогуд, Харроу и Чеснет».
Вероятно, они пишут о поместье, подумала девушка и удивилась, почему граф ничего ей не сказал. Орлена надеялась, что адвокаты не занимаются никакими переустройствами в доме, не посоветовавшись сначала с Терри.
Не задумываясь о том, что делает, она взяла письмо, подписанное мистером Торогудом.
На конверте значилось: «Достопочтенному графу Алверстонскому».
Милорд!
С глубочайшим сожалением и ужасом пишу, дабы информировать Вас, что моя фирма, тщательно пересмотрев ящики с документами, помещенные покойным сэром Хеймишем Уэлдоном в банк Йорка, не может обнаружить ни одной облигации на предъявителя, которые составляют основную часть имущества сэра Хеймиша.
Следуя указаниям нашего клиента, мы поместили их на хранение в сейфы банка. Только что мы обнаружили, что за неделю до смерти сэр Хеймиш, не ставя нас в известность, забрал облигации, оставив ящики, в которых они находились, нетронутыми.
Самые тщательные поиски в Уэлдон-парке не принесли никаких результатов. У нас по-прежнему нет ни одного из этих документов. Поэтому я прошу Вас, милорд, немедленно связаться с наследниками данного имущества, сэром Теренсом Уэлдоном и мисс Орленой Уэлдон, и сообщить им, что информация, которую мы передали им относительно наследства, была неверной и они фактически должны нашей фирме довольно значительную сумму.
Я и мои партнеры можем лишь просить Вашу Светлость о снисхождении и понимании по поводу того, как возникла эта ошибка, а также выразить наше глубочайшее сожаление и Вашей Светлости, и двоим наследникам, которые являются подопечными Вашей Светлости.
Мы проведем полное расследование и продолжим поиски недостающих облигаций, но мы совершенно сбиты с толку и не представляем, как покойный сэр Хеймиш мог распорядиться ими.
Остаюсь нижайшим и покорнейшим слугой Вашей Светлости,
Адольфус Торогуд.
Орлена снова и снова перечитывала это письмо, как громом пораженная. Она не верила своим глазам, не верила, что это правда, но вот оно, письмо, прямо перед ней, написанное черным по белому, и ее все крепче охватывал ужас.
39 
