108 
По выражению лица Питера я поняла, какой находки он ждет. Я не сомневалась в том, что здесь были эти самые документы, имевшие столь важное значение.
Все это время они пролежали в сейфе — а сколько всего произошло, сколько событий случилось, пока мы искали их. Более того, если бы они не исчезли, мы с Питером не поженились бы.
Питер, должно быть, думал о том же самом, судя по тому, какими глазами он смотрел на меня, и выражение его глаз заставило мое сердце забиться быстрее.
В этот самый момент зазвонил дверной колокольчик, и Рози пошла к входной двери, прикрыв за собой дверь гостиной. Питер протянул ко мне руки и обнял.
— Мне следовало бы радоваться тому, что мы отыскали эти бумаги, — проговорил он, — но я могу думать только о тебе. Теперь мне остается сделать два телефонных звонка, а потом мы отправимся в Корнуолл.
— Только два звонка? — спросила я.
— Первый — премьер-министру, — ответил он, — чтобы рассказать ему о том, что бумаги нашлись и он может прислать за ними человека.
— A второй?
— В мой дом в Лестершире, — ответил он. — У меня там только скромный охотничий домик, Мела, однако построен он в дни королевы Анны и по-своему прекрасен. За ним приглядывают двое милых стариков. Она — хорошая кухарка, и вдвоем они позаботятся о нашем уюте.
— Воистину райская перспектива, — прошептала я.
— А когда тебе там надоест, можем перебраться в Корнуолл.
Я рассмеялась.
— И ты думаешь, что мне может быть скучно с тобой?
Объятия Питера стали еще более крепкими.
— Нет, не думаю, — согласился он. — Я так безумно люблю тебя, моя драгоценная, и не сомневаюсь в том, что сумею сделать тебя счастливой. От полного счастья нас с тобой отделяют два часа. Именно столько нужно, чтобы добраться на автомобиле до Привала Королевы.
— Какое романтичное название! — воскликнула я.
— В этом доме ночевала королева Аделаида[15], — пояснил Питер, — в огромной постели под балдахином на четырех столбах, на которых вырезаны ее инициалы. В этой постели придется тебе ночевать сегодня, моя дорогая, и на сей раз нас не будет разделять коридор.
Многозначительная интонация и внезапно вспыхнувший огонек в глазах Питера смутили меня, румянец залил лицо.
— Милая, ты краснеешь! — не веря своим глазам, воскликнул Питер.
Я уткнулась носом в его плечо.
— A я когда-то считал тебя такой сильной, — удивился он. Потом руки его напряглись так, что мне стало больно, и он совсем тихо спросил: — Мела, я не хотел спрашивать тебя об этом — и ты не обязана отвечать, но все же, дорогая, мне следует знать, случалось ли тебе…
Припав щекой к его щеке так, что губы мои очутились возле его уха, я прошептала:
— Я понимаю, что ты хочешь сказать… Питер, клянусь тебе всем, что у меня есть святого, что никто, ни один мужчина никогда не прикасался ко мне подобным образом…
Я ощутила, как он глубоко вздохнул, а потом осторожно, обеими руками обхватил мое лицо. Глаза его победно светились, и было в них еще одно выражение, заставившее меня смутиться.
— Я знал это, — сказал он спокойным и едва ли не почтительным тоном. — Я знал это, потому что нельзя выглядеть такой невинной, не сохранив чистоты. Ах, Мела, в тебе воплотилось все, чего я желал и о чем мог только мечтать!
А потом он снова поцеловал меня, и тесная комнатка, казалось, исчезла с бумагами и сейфом; мы кружили в пространстве, и все вокруг было так чудесно, что больше ни о чем не хотелось думать, и я только впитывала в себя этот невыразимый словами восторг.
А мужской голос говорил:
— Я люблю тебя, моя дорогая, мой ангел, моя невинная милая девочка.
И другой голос, мой, но ставший неузнаваемым, — вторил ему:
— Я люблю тебя, я люблю тебя, Питер… Я люблю тебя…
108 
