40 
— Увы, все так и обстоит, — развел руками Лаврик.
Мазур светским тоном сказал:
— Уж не думаете ли вы, что мы, случайно наткнувшись на кассету столь пикантного содержания, решили вульгарно раздобыть денег?
— Почему бы и нет? — спокойно сказала мадам Соланж. — Здешние офицеры тайной полиции и не такое устраивали — к сожалению, и белые тоже…
— В данном случае — ничего подобного, — сказал Мазур как мог убедительнее. — Мадемуазель Олонго приказала из кожи вон вывернуться, но отыскать убийц. Вы не можете не быть о ней наслышаны. Девушка решительная, упрямая и, скажу по секрету, чертовски мстительная. У нас приказ, предписывающий не стесняться в средствах. Вы, конечно, далеки от таких вещей, но позвольте вас заверить: офицер, получивший строгий приказ — это нерассуждающий бульдозер, крушащий все на своем пути, — он заговорил доверительнее. — Знаете, есть и чисто личные мотивы. Папа мне был симпатичен, честное слово. Конечно, казнокрад, развратник и диктатор… но было в нем некое злодейское обаяние, выгодно его отличавшее от дюжины собратьев по ремеслу. Он не ел человечины, как Бокасса, не расстреливал демонстрации школьников, как Амин, да и вообще, особо не зверствовал. Я от него видел только хорошее. А когда служебное сочетается с личным…
Мечтательно подняв взгляд к потолку, красотка тихо сказала:
— Ах, какой это был мужчина…
В глазах у нее, Мазур не мог ошибаться, таился нешуточный страх — прекрасно понимала, что ее загнали в угол. Бывают ситуации, когда положение в обществе не спасает, а уж когда вдобавок имеется чертовски ревнивый муж…
— Я все же не верю, что князь ко всему этому причастен, — сказала мадам Соланж с не наигранным упрямством. — Он настоящий джентльмен, принят в высшем свете… — ее прелестное личико на миг исказила злая гримаска. — Но вполне верю, что его очаровательная доченька могла все это проделать…
А ведь Таню ты не любишь, красотка, подумал Мазур. Терпеть не можешь, сразу видно, что это не игра, а натуральная неприязнь…
Он переглянулся с Лавриком, и тот едва заметно кивнул. Мазур извлек бумажник. Все было обговорено заранее: не стоило переть бульдозером, разговорить красотку, втянуть в долгую болтовню, не касаясь пока что Акинфиева. Иногда помогает именно такая тактика.
Достав из бумажника цветную фотографию, он положил ее перед хозяйкой:
— Может быть, вы знаете эту девушку?
Красивая длинноволосая брюнетка, белая, совершенно голая. Снимали хорошей аппаратурой, и фотограф был умелый: ни капли примитивной порнографии, скорее уж в стиле «респектабельных» мужских журналов типа «Плейбоя».
Вчера полковник Мтанга приказал устроить в особняке князя еще один скрупулезнейший обыск — как подозревал Мазур, исключительно для того, чтобы хоть что-то делать. Самое интересное, пошло на пользу. В спальне Татьяны отыскали незамеченную при первом обыске хорошо замаскированную замочную скважину — и легко подломили сейф, благо замок был несложным. Увы, там так и не нашли ничегошеньки, что касалось бы шпионажа и убийства. Деньги, драгоценности, «Кольт-кобра» с коробкой патронов — и куча фотографий. На большинстве фигурировала та самая брюнетка, иногда соло, но главным образом в компании Танечки, и обе вовсю предавались тем развлечениям, что здесь считаются крайне предосудительным пороком. И было еще десятка два снимков, где, кроме той парочки, в игре была некто иная, как Эжени Соланж… Которой хватило одного взгляда:
— Ну разумеется, полковник… Это Валери Дюпре.
— Из тех самых Дюпре? — спросил Мазур.
— Дочь Мориса и его партнер в фирме. Постоянная подруга Татьяны, еще с Лицея…
Тупичок-с, уныло подумал Мазур. В свое время трудами Лаврика и Мтанги он просмотрел кучу кратких досье на здешний истеблишмент. Морис Дюпре — не из «неприкасаемых», но теснейшим образом с ними связан. Глава юридического отдела Промышленно-Торговой Ассоциации, ценят его там высоко и уж, безусловно, будут вытаскивать из любых неприятностей. Ни самого не возьмешь за шиворот, ни шлюху-доченьку — с Ассоциацией и Мтанга не станет бодаться. Разве что искать содействия у доктора Катуми, как-никак член семьи будущей королевы…
— Мне показалось, вы смотрели на фотографию, мягко скажем, без особого расположения, — сказал Мазур. — Да и когда говорили о Татьяне, осталось впечатление, что относитесь к ней без всякой симпатии… Я прав?
40 
