41 
— Симпатии? — фыркнула Эжени. — Да я эту парочку не переношу! Грязные, похотливые кошки…
Ага, подумал Мазур. А ты у нас, стало быть, образец благочестия… Но эти мысли он, разумеется, удержал при себе, спросил доверительным тоном опытного врача или старого друга:
— У вас есть какие-то причины их ненавидеть?
Какое-то время мадам Соланж играла смущение и нерешительность, опуская глазки, блуждая взглядом, даже ухитрилась чуточку покраснеть. Потом сказала, потупясь:
— Я полагаю, вы будете держать это в тайне?
— Слово офицера, — сказал Мазур.
— Видите ли… Я, признаюсь, особа легкомысленная, но мои интересы ограничиваются исключительно мужчинами. Так вот, с год назад я очень неосмотрительно согласилась поплавать на новой яхте Валери, в компании этой парочки. Мы ушли в море далеко, миль десять от берега. Искупались, выпили… и они стали ко мне самым недвусмысленным способом приставать. А когда я категорически отказалась, меня принудили. Татьяна только кажется хрупким оранжерейным цветочком, на деле она сильная, тренированная в каких-то восточных единоборствах. У меня просто не было выхода — далеко в океане, некого звать на помощь… Одним словом, они меня форменным образом изнасиловали, с грязными фантазиями, всякими приспособлениями… И вдобавок фотографировали. Сами потом цинично сказали: если я вздумаю кому-то пожаловаться, снимки попадут не только к мужу, но и в бульварные газеты. Там были… позиции, где видно было только мое лицо… — она натуральным образом передернулась, кажется, на сей раз не играя. — Видели бы вы, что они со мной вытворяли…
Видел кое-что, подумал Мазур, но, разумеется, промолчал. С соответствующим выражением лица сказал:
— Сочувствую, мадам. Терпеть не могу эти вещи… Кто бы мог подумать, она всегда казалась такой милой и беспомощной…
— Ну да, она хорошая актриса, — кивнула мадам Соланж. — Я столько могла бы о ней порассказать… Лицей я заканчивала несколькими годами раньше, чем она, но наслушалась от подруг помоложе… Знаете, какое у нее в Лицее было прозвище? Разбойница. Обожала совращать тех, кто помладше, сплошь и рядом с принуждением. У них там была целая компания, они себя называли «Дикие кошки». Татьяна, Валери и еще двое. Одна знакомая рассказывала, как они однажды вечером подловили ее в душевой. Отвели в комнату отдыха, заставили раздеться, потом…
Стоп-стоп, сказал себе Мазур. Теперь уже она долгой и непринужденной болтовней уводила их в сторону от князя. Пора кончать. В конце концов, если нажать, она его непременно сдаст — потому что тут наверняка нет большой и чистой любви, один классический великосветский разврат…
— Да, кто бы мог подумать… — прервал ее Мазур вежливо, но решительно. — Как вы считаете, мадам Соланж, она могла бы укрываться у Валери?
Не особенно и раздумывая, мадам пожала плечами:
— Почему бы и нет? Я бы нисколечко не удивилась, окажись, что она и сейчас там, — она помрачнела. — Простите за откровенность, но вы наверняка понимаете: даже ваш шеф не рискнет врываться с обыском в особняк к Дюпре…
Самое грустное, что она была права. Мазур сказал:
— Это все очень интересно и полезно… но давайте вернемся к князю.
— О боже! — вздохнула мадам Соланж, театрально воздев взор к потолку. — Ну почему вы решили, что он тоже причастен? У вас есть какие-то улики?
— Простите, но это уже не просто служебная тайна, а государственная, — сказал Мазур, сделав замкнуто-значительное лицо. — Я просто не имею права разглашать…
Улик у них не было. Ни малейших. Ни у кого. Единственной и сомнительной уликой можно было считать то, что князь усердно скрывался.
— Его не могли оклеветать? — живо спросила мадам Соланж. — У самых мирных людей иногда бывают самые злостные недоброжелатели…
— Почему же он, по-вашему, скрывается? — спросил Мазур. Женщина пожала плечами:
— В конце концов, он мог чисто по-человечески испугаться, как многие на его месте. Тысячу раз простите, но манеры и методы полковника Мтанги…
— А почему он испугался? — не без резкости вмешался Лаврик.
— Простите? — подняла брови мадам Соланж. — Ну, как же! Узнать, что родная дочь устроила такое…
— Здесь кое-что не сходится, — сказал Лаврик. — Мы с полковником были буквально в двух шагах от места, где все… произошло. Она вела себя как опытный агент, профессионал, способный, не колеблясь, убрать жертву и с самым безмятежным видом скрыться. Очень профессиональная хватка. Вы всерьез полагаете, что агент такого класса, вернувшись домой, тут же выложит непосвященному ни во что отцу, пусть и родному: «Ты знаешь, папа, я только что убила Президента»? Нет, серьезно? Вы же умная женщина, мадам Соланж… Вы на ее месте откровенничали бы?
41 
