Особенно,... 
141 
На крыльце стояла худая бледная девушка в старом, залатанном, потерявшем цвет платье, стоптанных башмаках, с небрежным узлом волос на затылке.
Алан не удивился бы, если б кто-то сказал ему, что она простояла так всю войну — безмолвный символ ожидания и горечи.
Это была Айрин. Она не вздрогнула, не заплакала, не протянула руки, не побежала навстречу, она просто смотрела, изучающе, неподвижно, словно не в силах поверить в то, что видит.
У Алана пересохло во рту. Сколько раз он представлял себе эту картину, картину безумной, восторженной встречи, миг, способный искупить все: годы разлуки, тяготы войны. Но сейчас ощущал только растерянность.
Он спрыгнул с коня, бросил поводья и направился к ней.
— Айрин! Я вернулся!
Она с трудом разомкнула губы:
— Вижу. Просто мне трудно поверить, что это и вправду ты.
Алан вздохнул с облегчением.
— Я. В синем мундире янки. — Он постарался улыбнуться. — Я два года прослужил в армии, получил офицерское звание.
Алан заметил напряженный блеск в глазах Айрин. Она выглядела отстраненной, чужой, и он решил, что ей пришлось тяжелее, чем он предполагал.
Алан собирался сделать это позднее, но сейчас было необходимо разрядить обстановку, потому он сунул руку за пазуху и вытащил сверток.
— Это тебе.
Отогнув край бумаги, Айрин увидела шаль, ту самую, какую Алан выбрал в лавке. Она была не в силах сделать так, чтобы это наваждение исчезло, потому расправила ткань.
— Нравится?
— Да. Спасибо, — ответила Айрин, подумав, что эти цвета подойдут не только к смуглой коже мулатки, но и к ее зеленым глазам. Возможно, она ошиблась, и та женщина вовсе не была его возлюбленной?
— Почему ты вернулся?
Это был странный вопрос, но Алан спокойно ответил:
— Потому что я обещал вернуться. Потому что я тебя люблю.
— Пойдем в дом?
— Кто здесь остался? — спросил Алан, поднимаясь по ступеням.
— Немногие, — ответила Айрин и перечислила, коротко сообщив, что стало с остальными.
Алан был поражен тем, что предстало перед его глазами. Паркет был расколот, мебель поцарапана и поломана, все сколько-нибудь ценные вещи исчезли.
— Книги сохранились, — сказала Айрин. — Библиотека мистера Уильяма в твоем распоряжении.
— Но его самого больше нет, — Алан произнес эту фразу с видимым сожалением.
— Скоро не будет и нас. Я имею в виду — здесь, — пояснила она и рассказала, как обстоят дела.
— В любом случае Темра не твоя, — заметил Алан.
— Я всегда это чувствовала.
— Однако я рад, что мистер Уильям позволил тебе остаться в имении. Я боялся, что не смогу тебя найти!
Айрин не сводила с него пронзительного взгляда, и он добавил:
— Лила прислала мне сообщение по негритянской почте. В нем говорилось, что с тобой все в порядке.
— Наверное, так и было, хотя я плохо помню то время, — ответила Айрин.
Вошла Сара, и Алан был поражен, как сильно она изменилась. Если взгляд Айрин странным образом затвердел, то во взоре Сары появилась беспомощность, которую она не могла скрыть.
— Алан? — недоверчиво произнесла она. — Ты вернулся?
— Я приехал в Темру, чтобы жениться на Айрин. То, во что было трудно поверить, все-таки стало возможным.
Сара смотрела на него с выражением, в котором проскальзывала досада. Ей было трудно отказаться от мысли, что их любовь обречена, что как бы они ни старались, мир, разделенный на две половинки, не позволит им быть вместе.
— На тебе синяя форма. Воевал против южан?
— Пришлось. Да и было бы глупо, если б я стал воевать за них.
— Что ж, тогда поздравляю с победой.
— С победой? Что-то мне подсказывает, что победили не мы.
Когда Алан обедал вместе с Айрин и Сарой (она не стала возражать, когда он сел за стол), ему чудилось, будто его окружают призраки. Дело было не только в том, что все вокруг было разрушено, а в том, что в душах этих людей что-то навсегда сломалось.
Алан был здоровым, сильным, молодым мужчиной, но в их кругу даже его охватывали растерянность и отчаяние. Так же, как и они, он не знал, что делать дальше. А вот Хейзел знала. Перед отъездом она сказала ему:
— Ты совершаешь ошибку. Если поедешь к ней, у тебя не будет будущего. А если останешься со мной — да. Я собираюсь основать в Нью-Йорке общество по поддержке бывших невольников, в первую очередь — женщин. А что станешь делать ты? Выращивать хлопок? Глупо возвращаться туда, где ты был рабом!
141 
