Особенно,... 
131 
– Никто ничего не подхватил, кретин! – заорала Кортни. – Эти люди – врачи! Они помогают жертвам СПИДа!
– Вряд ли слово «жертва» тут уместно, – набычилась спутница толстяка. – Какая жертва, если сам напросился.
– Что за хрень? – Я бы рассмеялся, не будь так ошарашен ее словами.
– Официант, выкиньте их тарелки и приборы, – сказал толстяк. – Ими нельзя больше пользоваться. И я рекомендую вам надеть перчатки.
Бастиан встал и направился к его столику. Официант испуганно отпрянул, мы с Алексом вскочили, не зная, что делать в такой ситуации.
– Лучше уйдем. – Кортни схватила Бастиана за рукав. – Только не думайте, что мы оплатим счет, – сказала она официанту. – Сверните его трубочкой и засуньте себе в одно место.
– Ты что, совсем уже? – Бастиан пихнул толстяка в грудь. Стал заметен его голландский акцент – так бывало, когда он злился всерьез. Я боялся этих проявлений и называл их «страшным тоном». – Буровишь невесть что. Поищи в себе хоть каплю человечности.
– Иди на хер отсюда, пока я полицию не вызвал! – Жирный ничуть не испугался, что Бастиан моложе, крепче и выше ростом. – Забирай своих дружков и валите в Вест-Виллидж, там таким уродам самое место.
Бастиана трясло, изо всех сил он сдерживался, чтоб не выкинуть толстяка в окно. Наконец овладев собою, развернулся и пошел к выходу. Под взглядами посетителей ресторана мы вышли на улицу в бликах огней из угловых окон «утюга».
– Сволочи. – Бастиан зашагал к бару. Всем нам хотелось напиться. – Подонки. Запоют по-другому, случись это с ними. Хорошо бы. От всей души им этого желаю.
– Ты это сгоряча. – Я его обнял и притянул к себе.
– Нет. – Бастиан вздохнул и ткнулся головой мне в плечо. – Пожалуй, не сгоряча.
Пациент № 563
Юноша, осипший, как после долгого молчания, попросил не раздергивать шторы. Однако в палате № 711 и так хватало света, чтобы его разглядеть. Ему было лет двадцать, но весил он не больше ста фунтов. Лежавшие поверх одеяла руки с исхудавшими пальцами и остро торчавшими локтями были точно палки. Ввалившиеся щеки и обтянутый кожей бугристый череп наводили на мысль о чудище из романа Мэри Шелли, темные язвы на шее и над правым глазом пульсировали, точно живые.
Всякий раз Шаниква предупреждала: станет нехорошо, уходите, пациент не должен видеть ваше отвращение, но я еще ни разу не спасался бегством. Сегодня она настояла, чтобы я надел халат и маску, и я последовал ее наказу, хотя кровать пациента была затянута белым пластиковым пологом, что напомнило сцену из фильма «Инопланетянин»: пришелец при смерти, дом Эллиота окружен санитарным кордоном. Назвавшись, я объяснил цель своего прихода; больной кивнул и раскрыл глаза шире, словно так пытаясь вобрать в себя больше жизни. Потом заговорил, но речь его казалась продолжением затяжного приступа кашля.
– Я вам рад. Меня редко навещают. Уже давно никто не приходит, кроме больничного священника. Он заглядывает каждый день. Я сказал, что я неверующий, а он все равно приходит.
– Хотите, чтоб он прекратил свои визиты? Если так…
– Нет, пусть ходит, – поспешно сказал больной.
– Ну ладно. Как вы себя чувствуете сегодня?
– Словно конец уже близок. – Он засмеялся, но смех его перешел в кашель, длившийся больше минуты. Меня прошиб холодный пот. Успокойся, приказал я себе, нельзя заразиться, просто находясь рядом с больным.
– Вы не хотите назваться? – спросил я. – Это совсем не обязательно. Вас мне представили как пациента № 563.
– Филип, – сказал он. – Филип Дэнли.
– Рад знакомству, Филип. Уход за вами хороший? Я очень сочувствую вашей беде.
Больной прикрыл глаза, и я подумал, что он задремал, но тут он снова взглянул на меня и глубоко-глубоко вздохнул. Я представил его грудь с выпирающими ребрами.
– Вы живете в Нью-Йорке? – спросил я.
– В Балтиморе. Бывали там?
– В Штатах я не был нигде за пределами Манхэттена.
– Раньше я думал, что путешествовать бессмысленно. Вот только Нью-Йорк мечтал повидать. С самого детства.
– И когда приехали впервые?
– Два года назад. Поступил на филфак Нью-Йоркского университета.
– Ох ты! – удивился я. – У меня там знакомый учится.
– Как его зовут?
– Игнац Криж. Наверное, вы его не знаете, он года на два постарше…
– Я знаю Игнаца, – улыбнулся Филип. – Он чех, верно?
– Словенец.
– Ах да. А вы откуда его знаете?
– Я один из его опекунов. Неофициальный, но семь лет назад так оно вышло. Сейчас-то, в двадцать два года, опекун ему не нужен. Но живет он вместе со мной и моим другом.
131 
