Особенно,... 
138 
Отец Патрик волновался, рассказывая Тимми эту историю, а Тимми она просто потрясла. Это было худшее из всех предательств, было бы даже легче, если бы ее родители умерли. Они просто сдали ее в приют, пусть кто хочет удочерит ее, а сами уехали в Ирландию. И даже если на самом деле все было гораздо сложнее, именно это Тимми и поняла. Они избавились от трудностей, бросив дочь, – пусть другие о ней заботятся. И так никогда и не вернулись. Вот чего Тимми больше всего на свете боялась всю свою жизнь – что ее бросят, и теперь она поняла, откуда этот страх. То, что с ней случилось, и было ее худшим кошмаром, и даже сейчас она боялась, что этот кошмар может повториться с Жан-Шарлем. Что ж, ее бросили родители, которых она любила и которые говорили ей, что любят ее…
– Вы расстроились? – спросил отец Патрик, увидев, какое у Тимми сейчас лицо.
– Нет, ничего. Вы не знаете, где они сейчас?
Он покачал головой.
– Наверное, в Ирландии. Никакими сведениями об их нынешнем положении мы не располагаем, это я знаю точно. Поскольку они от вас отказались, они не имеют права пытаться связаться с вами. Но если вы пожелаете, приют должен будет предоставить вам имеющиеся документы. Вы сможете найти там какие-то ориентиры, которые помогут вам их разыскать, – если, конечно, вы этого хотите. – Отец Патрик знал, что некоторые оставленные дети хотят найти своих родителей, говорят, что для них это очень важно. Он не предполагал, что это может быть важно для Тимми. Она так великолепно преуспела в жизни, производила впечатление счастливой женщины без всяких комплексов, но ведь никто не знает, какие тайные призраки терзают нашу душу, и он счел, что его долг – открыть Тимми правду о родителях, когда она сказала, что они разбились и умерли. Ему почему-то казалось, что она наверняка уже давно обо всем узнала, но вот оказалось, что нет, и он поэтому ей и рассказал. Был уверен, что она имеет право узнать, как все было на самом деле, а не довольствоваться той унизительной ложью, с которой ей пришлось прожить всю жизнь.
– О’Нилл – это моя настоящая фамилия? – спросила Тимми, все еще не в силах опомниться от потрясения.
– Думаю, да, – деликатно подтвердил он.
Весь вечер Тимми казалась немного рассеянной и ушедшей в себя, но никто не догадывался, в каком она сейчас смятении.
Как они и договорились, она уехала сразу после ужина, дети и монахини толпой провожали ее и махали на прощание руками. Священники уехали за несколько минут до нее, и Тимми взяла у отца Патрика адрес, чтобы послать ему разные вещи из коллекции «Тимми О». Она поблагодарила его за сведения, которыми он с ней поделился. И всю дорогу, пока ехала на машине до Сан-Франциско, а потом летела из Сан-Франциско в Лос-Анджелес, только о них и думала. Всю ночь она пролежала без сна.
А рано утром ей позвонил Жан-Шарль и безмерно обрадовался, что наконец-то смог до нее дозвониться. Они не разговаривали четыре дня. Тимми рассказала о том, как навещала детей во время их туристического похода, а потом и о том, что узнала от отца Патрика о своих родителях. Она ничего не могла поделать со своим голосом – он у нее дрожал и прерывался. Прошло столько лет, а Тимми все никак не могла пережить потрясение. Всю жизнь она считала, что попала в сиротский приют, потому что ее родители погибли. И вот теперь узнала, что они были живы и просто бросили ее, и это перевернуло всю ее жизнь. Насколько тяжелее знать, что ты оказалась никому не нужной.
– Они просто бросили меня и уехали в Ирландию и никогда потом за мной не вернулись.
Теперь Жан-Шарлю было легче понять, что все страхи, которые терзали Тимми всю жизнь, и все ее проблемы уходили корнями в предательство, которое совершили родители по отношению к ней. И их предательство усиливало страх Тимми, что он ее тоже оставит, Жан-Шарль это понимал. Он слышал по ее голосу, как она расстроена.
– Наверное, они были еще очень молоды, и им было страшно, – осторожно сказал Жан-Шарль. – Трудно поднимать ребенка, когда тебе никто не помогает. Наверное, у них не было денег, они не знали, что делать.
– Могли бы взять меня с собой в Ирландию. Я ведь была не новорожденный младенец, которого можно положить на ступеньки церкви или выбросить в мусорный бак. Мне уже исполнилось пять лет, – сказала Тимми с возмущением, и даже Жан-Шарль почувствовал его силу. Но сейчас Тимми была бессильна что-то изменить. Прошло сорок три года, как они уехали. Единственным воспоминанием, которое они оставили о себе Тимми, оказались шрамы в ее душе. После того как ее родители подписали заявление об отказе от родительских прав, им было отказано в каких бы то ни было дальнейших сведениях о ней, да, судя по всему, они и не пытались ничего узнать. Бросили ее и навсегда забыли – первые предатели в жизни Тимми, но, увы, не последние.
138 
