Особенно,... 
126 
Именно Вачиви первой заметила пожар в северном крыле, когда осаждавшие замок обстреляли его горящими стрелами. Сильный ветер раздувал пламя, дым заволакивал стены, но главное — огонь угрожал детям, и Вачиви мгновенно забыла, что она теперь госпожа. Вооружившись тяжелым луком, Вачиви встала в проеме между зубцами стены и, не обращая внимания на сильный мушкетный огонь, стала поражать врагов одного за другим. Не менее десятка нападавших она убила, еще больше покалечила, и как ни прятались они за деревьями, их настигали точные выстрелы Вачиви. Никаких угрызений совести она при этом не испытывала, хотя перед свадьбой и приняла католическую веру. Сейчас Вачиви сражалась за свой дом, за своих родных и близких. Ее сердце не знало жалости к врагам, и, глядя на нее, Тристан гордился своей женой. Вачиви была единственной женщиной, сражавшейся наравне с мужчинами; из лука и даже из мушкета она стреляла быстрее и точнее многих, так что довольно скоро нападавшие стали держаться подальше от тех участков стены, на которых появлялась женская фигура с развевающимися черными волосами.
Один раз Вачиви ранили — ранили в то же плечо, что и много лет назад, но, как и в прошлый раз, это была просто царапина. И как ни настаивал Тристан, чтобы Вачиви оставалась с детьми, спустя несколько часов она снова была на стенах вместе с ним и другими мужчинами.
В истории Франции это была мрачная и трагическая эпоха, когда брат восставал на брата, а соотечественник убивал соотечественника, но и она подошла к концу. Несмотря на причиненные пожаром повреждения, нападавшим так и не удалось взять замок штурмом, и в конце концов они отступили. Сподвижники маркиза вернулись в свои поместья, а сам он занялся ремонтом замка. Тристан был горд, что им удалось отстоять свой дом и остаться в живых. Ехать в Париж, чтобы посмотреть, что стало с их особняком, он не собирался — это было небезопасно, к тому же он не мог оставить детей и Вачиви, которую любил все больше. В дни осады ему открылась еще одна черта ее характера — ярость, с которой она сражалась с врагом, защищая свой дом и семью. Поистине Вачиви была удивительной женщиной, и Тристан невольно подумал, что она значит для него гораздо больше, чем замок, земли и даже родная Франция. С ней и ради нее он готов был жить где угодно, лишь бы никогда не разлучаться. Точно так же относилась к нему и сама Вачиви. Теперь она жила только для него и для детей — двух старших детей Тристана и трех их общих — и готова была убить каждого, кто посмел бы им угрожать.
— Кажется, нам повезло, любезная моя маркиза, мы легко отделались, — сказал ей как-то Тристан, когда они прогуливались по саду, в котором еще были видны следы пребывания врагов и сожженные пожаром деревья. Конюшни тоже пострадали — в огне они потеряли нескольких чистопородных лошадей, но теперь восставшие отступили, и маркиз считал, что, столкнувшись с хорошо организованным сопротивлением, они вряд ли вернутся. Шуаны под его руководством преподали им хороший урок, и Тристан имел все основания гордиться собой и своими соратниками — роялистами. Но наибольшую радость и гордость в его сердце вызывала Вачиви, вместе с которой они сумели отстоять, спасти от разграбления свой собственный дом.
Все еще улыбаясь, Тристан знаком предложил ей присесть на скамью — ту самую, на которой он когда-то сделал ей предложение. Каменные блоки, из которых она была сложена, потемнели от копоти после пожара, позади чернели стены сожженного лабиринта, но даже это не повергло его в уныние.
— Со временем мы все восстановим, — сказал он, и Вачиви кивнула. Она знала, что так и будет. Тристан любил свой дом и ненавидел этих безумцев-республиканцев за их слепую бессмысленную жестокость и жажду разрушения. Когда они осадили замок, он сражался с ними не щадя живота, и Вачиви увидела, каким отважным и смелым воином он был. В обычной жизни Тристан неизменно оставался человеком спокойным и миролюбивым, но горе тому, кто попытался бы разрушить его дом или причинить вред его близким! В этом отношении он очень напоминал Вачиви ее братьев, по которым она до сих пор скучала.
Но она, впрочем, уже и не хотела что-то менять в своей жизни — теперь, по прошествии нескольких лет, Вачиви чувствовала себя больше француженкой, чем индианкой. Свирепый дух воинов сиу дал о себе знать, только когда ей пришлось защищать от врага самое дорогое, что у нее было.
— Как твое плечо? — заботливо поинтересовался Тристан, и Вачиви улыбнулась.
126 
