Особенно,... 
52 
Долго ждать не пришлось. Тихий щелчок, сопровождаемый легкой дрожью деревянной поверхности, передавшейся руке, послужил сигналом, что запорный механизм переведен в исходную позицию. Собираясь сперва устроить заснувшим на дежурстве сотрудникам основательный разнос, а только затем отправить к праотцам их мерзкие, склочные душонки, Сонтерий распахнул дверь и, пылая праведным, начальственным гневом, ворвался в смотровую комнату.
Зрелище, представшее глазам ученого мужа, заставило его мгновенно позабыть о грандиозных планах морально-физической расправы над кляузниками и злопыхателями. Читать суровые нравоучения уже было некому. Двое самых талантливых и, одновременно, нелюбимых подчиненных были уже с полчаса как мертвы и неподвижно лежали в лужах собственной крови, изумленно взирая в высь потолка расширившимися, остекленевшими глазами. Меч, торчащий из груди ближайшего ко входу мертвеца, не оставлял сомнений, какую именно смерть парочке довелось повстречать. Оружие убийства было особенным, стоявшее на нем клеймо махаканского мастера свидетельствовало о повышенном содержании в сплаве дардонита, менфала и вилосовых соединений, весьма губительных как для большинства пещерных тварей, так и для вампиров. Злодей, возможно, неплохо разбирался в науке, но историю наверняка отлично знал, а иначе не воспользовался бы оружием древней гномьей ковки.
Без всяких сомнений, преступника стоило искать в рядах научного корпуса. Только свой, тот, кого обе жертвы прекрасно знали и кому доверяли, мог так цинично приблизиться к ним вплотную с обнаженным мечом в руке. Ученые не восприняли убийцу всерьез, ничуть не считали, что его помыслы могут быть нечисты, и поэтому даже не пытались бежать, не то чтобы оказать мало-мальское сопротивление.
В этих внезапных и нелепых смертях было что-то пугающее, заставляющее застыть на месте и завороженно смотреть на искаженные гримасами последней боли лица. Добавляло мистического ужаса и то обстоятельство, что парочка мертвецов сползла с тех самых кресел, на которых всего пару дней назад Сонтерий восседал вместе с графом Норвесом, распивая кровь из бокалов и наблюдая через смотровое окно за ходом эксперимента, проводимого над подопытным морроном. Ученому мужу на миг показалось, что он видит самого себя, но только сразу в двух неприглядных видах: в первом случае обезглавленного, а во втором – проткнутого мечом насквозь и со смачным, частично высохшим плевком на белом-пребелом лбу.
Сонтерий пробыл в растерянности не долее трех-четырех секунд, а затем его разум свыкся с неожиданно увиденным и стал по-прежнему холодным, расчетливым. Как только мешающие делу эмоции были отброшены в сторону, в кровавом происшествии нашелся огромный плюс. Кто-то уже выполнил большую часть его неприятной работы. Оставалось только понять, кто и чем это ему лично грозило. На этот раз возможность, что убийцей был чужак, также рассматривалась. Вариантов было всего три: случайно освободившийся пленник; каким-то чудом прокравшийся в подземную цитадель моррон; ну и кто-то из своих, решивший избавиться от него изощренным, подленьким способом, повесив обвинение в убийстве парочки ученых, с которыми Сонтерий был давно не в ладах.
Первое предположение оказалось проще всего проверить и отбросить. Для этого Сонтерию оказалось достаточно лишь слегка повернуть голову вправо и взглянуть в смотровое окно. Моррон по имени Анри Фламмер до сих пор находился в камере для экспериментов. Его могучее, но бессознательное и довольно сильно истощенное опытами тело неподвижно висело на цепях и медленно восстанавливалось для новых пыток. Вторая догадка была откровенно смехотворной. Враг извне проникнуть в жилище клана просто не мог, а если бы это и случилось, то его изловили бы еще задолго до того, как он приблизился бы к зданию научного корпуса. Сонтерий сам изобрел систему тревожного оповещения, как внешних рубежей, так и внутренних контрольных контуров, и лично следил за ее установкой. Она уже какой год работала безупречно и не пропустила бы внутрь цитадели даже крохотного мышонка, не то что человека или моррона, какими бы чарами злодей ни обладал и как бы умело ни сбивал свой запах. Оставалось только третье, самое логичное предположение, которое, как впоследствии оказалось, было лишь частично верно. Злодей на самом деле был из своих, но замарал руки кровью вовсе не для того, чтобы уничтожить Сонтерия, взвалив на его плечи свои грешки.
52 
