– Обманешь, найду и бошку сверну! – предупредил Гара, видимо, поборовший сомнения в честности незнакомого ему партнера. – И где б ты от меня ни скрывался, сколько б охранничков ни нанял…
– Не зли! – прервал угрозу Аламез и одарил лекаря суровым, холодным, как сталь, взором. – Я свое слово сказал, повторяться не буду, уговаривать тоже! Ты с нами идешь, теперь твоя очередь откровенничать! Расскажи, как в цитадель провести собираешься…
– То и по дороге сделать можно. Щас же время глупо на мелочную ерунду тратить, – с тяжким вздохом произнес вдруг пригорюнившийся великан. – Ты поди пока проведай своих, да и девицу предупреди, чтоб она шибко не орала, как меня увидит! А я с барахлишком своим прощусь, годами мастерил да собирал, столько трудов вложено…
Хоть Дарку и хотелось как можно скорее узнать, что это был за план, чтобы все как следует оценить да взвесить, но настаивать на этом он не стал. Во-первых, отсутствие своего собственного плана и невозможность его составить делает, как никогда, сговорчивым и терпеливым, а во-вторых, долгое пребывание в поселении горняков, да еще в доме, гораздо чаще посещаемом, чем корчма, не только грозило нежелательным вниманием, но и сулило многие неприятности.
Кроме этих двух объективных обстоятельств была еще и третья причина, почему Аламез не стал упорствовать. Он просто проникся трагизмом момента. Гара прощался не только с любимым подвальчиком и хранившимся в нем добром, но со своей прежней жизнью. Это все равно что расставаться со сварливой, любящей позанудствовать и покапризничать женщиной, с которой прожил немало лет. Решиться на это необходимо прежде всего из чувства самосохранения, но в глубине души все же немного жаль…
Глава 6
Предатели и союзники
Любому путешествию всегда предшествуют унылые, тягостные сборы. Только очень недальновидный, легкомысленный странник готов отправиться в дорогу налегке, надеясь на удачу и хорошее к нему отношение тех, кто повстречается на пути. Умный человек готовится к отъезду или пешему уходу заранее, тщательно подбирая свой скарб, стремясь захватить все нужное и при этом не набрать в дорожную суму много лишнего, что только ее отягощает. Опытный путник никогда не оставляет сборы на последний момент, даже если вовсе и не уверен, что путешествие состоится. Он уже на собственной шкуре прочувствовал, насколько спешка губительна даже для самых простых начинаний, и по себе знает, что дорога не прощает растяп. Она жестоко им мстит как обычными, неприятными, но не смертельными неудобствами, так и опасными сюрпризами, с виду незначительными, мелочными происшествиями, которые внезапно приводят к трагичным, а быть может, и к летальным последствиям.
Сонтерий до последнего размышлял, принять ли предложение врага или доложить о случившемся графу Норвесу, но к бегству приготовился заранее. Хоть ученый муж и не сложил все нужные для опасного похода вещи в дорожную суму, но благоразумно держал ее у себя под рукой, причем припрятав в кабинете на самом видном месте. Она висела на стене прямо возле его стола, а в ее вместительных недрах хранился всякий бумажный хлам – абсолютно ничего не стоящие обрывки манускриптов, черновики расчетов и замусоленные, старые копии неполных рецептов, одним словом, все то, что когда-нибудь, как-нибудь, при определенном стечении обстоятельств да сгодилось бы в работе. Если посетители кабинета увидели бы собранную в дорогу суму, то возникли б ненужные вопросы и слухи, которые непременно достигли б ушей Его Сиятельства.
Сколь ни верны руководителю сотрудники, а парочка осведомителей среди них всегда найдется. В третьей же исследовательской бригаде доносили практически все, а кто не доносил, тот по глупости да задаром сплетничал, давая вволю порезвиться своему игривому языку. А так присутствие в рабочем кабинете ученого дорожного предмета ничуть не вызывало подозрений. Его могли лишь обвинить в двух невинных проступках: в чересчур бережливом отношении к использованным расходным материалам да в чудаковатом подборе тары для хранения исписанных бумаг. Ни то ни другое, естественно, подозрений не вызвало бы, поскольку всем известно, что ученые весьма своеобразный народ, чьи поступки порой граничат с безвредным, комичным безумием. Например, Сонтерию было известно, что один из его помощников всегда сжигает черновики, причем все без разбора: как содержащие какую-то ценную информацию листы предварительных расчетов, так и обычные наброски ничего не значащих писем. Не раз удивлял ученого и главный эксперт одной из его лабораторий, пользующийся солидным авторитетом среди коллег и самостоятельно ведущий весьма ответственные исследования. Чудак всегда держал при себе шило, причем носил его в специальном мешочке из львиной кожи и непременно только в левом башмаке. Никто никогда не видел, чтобы он пользовался портняжным инструментом, но краешек чехла всегда торчал из его вечно грязной и рваной обуви. Кстати, сам факт неизменного ношения одной и той же пары стоптанных башмаков на протяжении целого десятилетия уже сам по себе казался достойным поводом, чтобы призадуматься о здравости рассудка их хозяина.