132 
— У вас же теперь чернокожее правительство, так что все скоро изменится.
— Да, — сказал, а точнее прорычал он. — Да, все изменится, и у нас тоже будут хорошие вещи.
— Джошуа, — сказала она с улыбкой, — раз мы будем работать вместе, нам надо постараться стать друзьями.
Наконец-то на лице тощего негра появилось некое подобие улыбки.
— Да, это будет хорошо — стать друзьями.
— Я так поняла, что со старым доктором вы не очень-то ладили. Да, кстати, он был белый доктор или черный?
— Черный. Только он был не настоящий доктор. И слишком много пил. Он был скеллум.
— Что?
— Плохой человек. Не как вы.
— Надеюсь, я уж во всяком случае не пьяница.
— И я надеюсь, доктор.
— Меня зовут Сильвия.
— Доктор Сильвия.
Джошуа все еще сутулился и раскачивался и вдруг снова оскалился: как будто решил про себя, что пора проявить антагонизм.
— Доктор Сильвия сейчас пойдет к отцу Макгвайру, — сказала она. — Он сказал, чтобы я возвращалась, когда станет темно, у нас будет ужин.
— Надеюсь, доктор Сильвия хорошо поужинает.
И парень сошел с тропы в буш, смеясь. Потом она услышала, как он запел. Боевая песня, подумала Сильвия. Должно быть, революционная, со времен войны, проклинающая всех белых.
Отец Макгвайр сидел за столом при свете шипящей парафиновой лампы, пил апельсиновый сок. Второй полный стакан ждал Сильвию.
— Вообще у нас есть электричество, но сейчас отключили.
Появилась Ребекка с подносом и сообщила, что Аарон не придет, он переночует сегодня в больнице со своим другом.
— А что? Он разве здесь живет?
Священник, не глядя на Сильвию, сказал, что у Аарона есть семья в деревне, но что некоторое время он будет ночевать в этом доме.
По лицам его и Ребекки чувствовалось, что во всей этой ситуации их что-то смущает, поэтому Сильвия стала расспрашивать. Да глупости, сказал отец Макгвайр, говорить-то не о чем, и ему остается только извиниться перед Сильвией, но молодой человек будет жить в доме ради соблюдения приличий. Сильвия не поняла. Священник пришел в раздражение, даже обиделся на нее за то, что ему приходится называть вещи своими именами.
— Это считается неприличным, — сказал он, — если священнослужитель живет в одном доме с женщиной.
— Что? — воскликнула Сильвия, столь же возмущенная, как и он.
Ребекка высказалась в том духе, что люди всегда будут сплетничать и надо быть к этому готовыми.
Сильвия произнесла чопорно, что у людей грязные мысли, и отец Макгвайр сказал просто, что да, так и есть.
Затем отец Макгвайр, после паузы, рассказал о том, что изначально предполагалось, что Сильвия будет жить на холме с монахинями.
— Какими монахинями?
— С нашими добрыми сестрами. У них обитель на холме. Но поскольку вы не религиозны, я решил, что тут вам будет лучше.
О стольком умалчивалось, что Сильвия не знала даже, с чего начать расспросы, и сидела, переводя взгляд с Ребекки на священника.
— Считается, что наши добрые сестры должны помогать в больнице, но не все созданы для тяжелой работы сиделок.
— Они сиделки?
— Нет, я бы так не сказал. Они прошли краткий курс ухода за больными, вот и все. Но я бы посоветовал вам договориться с ними о том, чтобы они стирали бинты и постельное белье. У вас, я полагаю, не имеется больших запасов одноразовых бинтов? Нет. Значит, вы сообщайте Джошуа, что должно быть выстирано, а он будет передавать это каждое утро монахиням. А я наставлю их, объясню, что они должны выполнять эту работу как часть служения Богу.
— Джошуа не захочет этого делать, святой отец, — сказала Ребекка.
— И ты, Ребекка, тоже не захочешь этого делать, так что у нас, боюсь, возникнет небольшая проблема.
— Это работа Джошуа, я не моя.
— Значит, решать эту проблему придется вам, Сильвия, и я с интересом буду наблюдать, как это у вас получится.
Отец Макгвайр поднялся, пожелал спокойной ночи и отправился спать; и Ребекка, не глядя на Сильвию, тоже попрощалась и ушла.
Прошел месяц. Дыру в стене сарая заделали, нашелся замок с ключом. Вокруг двух навесов из тростника соорудили загородки из дерюги, которой раньше перевязывали тюки табака, в надежде, что больные будут хоть как-то укрыты если не от дождя, то от ветра и пыли. В больнице появилась новая хижина со стенами и крышей из тростника, большая, с отверстиями, прорезанными в стенах, чтобы внутрь проникал свет. Внутри было прохладно и свежо. Пол был земляной. Здесь пациенты действительно были защищены от стихий. Сильвия успела за эти недели излечить несколько случаев давней глухоты, причиной которой были всего лишь застарелые серные пробки. Она вылечивала катаракты. Из Сенги прибыли медикаменты, и она смогла помочь малярийным больным, но в большинстве случаев болезнь была слишком запущена. Она вправляла кости, прочищала и зашивала раны, выдавала лекарства от боли в горле и кашля, прибегая порой, когда лекарств не хватало, к «бабкиным» методам, которые запомнил отец Макгвайр со времен своей жизни в Ирландии. У Сильвии имелось и родильное отделение, и она принимала роды. Все это приносило определенное удовлетворение, но она часто приходила в отчаяние: она не была хирургом. А это так нужно здесь. Тяжелых и срочных больных приходилось отвозить в больницу в двадцати милях, но иногда любая отсрочка могла стать роковой. Ей нужно уметь самостоятельно проводить кесарево сечение, удалять аппендикс, ампутировать руку или оперировать раздробленное колено. И еще ряд процедур, с которыми непонятно было, правильно Сильвия поступает или нет: зачастую нужно было надрезать руку, чтобы добраться до язвы, вскрыть гноящуюся рану, чтобы очистить ее, — все с помощью хирургических инструментов. Ах, если бы она знала в былые годы, как нужна будет ей хирургия! А она записывалась на десятки курсов, от которых сейчас нет никакой пользы…
132 
