Особенно,... 
44 
Они уселись за столик, который традиционно занимал Бад и который всегда пустовал в его отсутствие. Все лампы в зале были потушены, только «насест» Мекки-Ножа подсвечен снизу. Он восседал за пультом в своей неизменной жилетке, надетой на голое тело, огромный и загадочный, как шаман, колдующий над огнем. Над его головой висел плакат, на котором кислотной оранжевой краской было выведено: «Прощай, Бад!»
Заметив Сандру, Мекки-Нож помахал ей рукой. Сандра отсалютовала в ответ. Как по волшебству, перед ними оказались два запотевших бокала.
— Мартини, — сказала неизвестно откуда взявшаяся официантка. — За счет заведения. Захотите что-нибудь еще, только скажите.
Сандра подняла бокал, чокнулась с Марго и пригубила ледяную горьковатую жидкость.
— То, что надо. Горечь и лед.
— Да-да, горечь и лед, — отозвалась Марго. — Такое впечатление, будто мне сделали общий наркоз.
— Мне тоже.
— Ну нет. Ты лихо разговаривала с этими парнями на улице. Каково это — быть знаменитостью?
— Оказывается, просто. Переспала с классным мужиком, написала об этом — вот тебе и знаменитость.
— Ты меня удивила.
— Себя тоже.
— Тебя совсем не волнует, что думает об этом Грег?
— Люцифер, так мне больше нравится. Он видел рукопись и даже оставил на ней свой автограф, так что моя совесть чиста.
— А если бы возражал?
— Не напечатала бы. Подарила бы ему на память.
— Не жалеешь, что обрубила концы?
— Нет. — Сандра решительно мотнула головой. — Мы противопоказаны друг другу. Стоит ему открыть рот, и меня уже трясет от его самодовольства и наплевательского отношения к людям. Напыщенный индюк, так и тянет пообщипать перья. Но как только он прикасается ко мне, я тут же превращаюсь в желе, ничего не могу с собой поделать. Тут что-то физиологическое, как в известном опыте: к обезглавленной лягушке прикасаются электродом, и она дергает лапкой. Мертвая, понимаешь? Вот так и я. Отвратительно, правда?
— Бад считал, что это любовь, — задумчиво сказала Марго.
— Он ошибался. И хватит об этом. Ты лучше посмотри сколько народу. — Сандра обежала глазами зал. — Мекки сказал, что позовет только его друзей, а я почти никого из них не знаю.
— Я и Бада толком не знала. — Марго смотрела прямо перед собой, как слепая. — Только-только начала узнавать и не успела. Все казалось: столько времени впереди… Никогда ничего не откладывай «на потом», девочка, живи сейчас. «Потом» может просто не быть.
— Не смей говорить о себе в прошедшем времени!
— Я, наверное, проклятая какая-то. Все, кто любит меня, умирают. Ой, прости! — воскликнула она, заметив, как смертельно побледнела Сандра. — Сама не знаю, что несу.
Но Сандра никак не реагировала. Глаза ее намертво были прикованы к двери, в которую вошел Грег под руку со Снуки. К ним тут же подлетел метрдотель, расшаркался, проводил к единственному свободному столику.
Они представляли собой совершенно умопомрачительную пару, от которой просто невозможно было оторвать взгляд. Безупречно элегантный Грег в смокинге с красной гвоздикой в петлице и сумасбродная Снуки в белых кожаных брюках и крошечном топе с острыми металлическими конусами на несуществующей груди. Белое и черное, авангард и классика, эпатаж и элегантность.
— Вот это да! — выдохнула потрясенная Марго.
— А?! — Сандра вздрогнула, словно очнувшись от гипнотического сна.
— Представляю, что творилось у входа. Папарацци, наверное, дружно упали в обморок.
— Их так просто не проймешь. Но что он здесь делает?
— Он был знаком с Бадом.
— Ну и что? У Бада таких знакомых — пол-Лондона.
Музыка вдруг оборвалась. Мекки-Нож выдал бурный пассаж, призывая всех к вниманию.
— Друзья мои! Спасибо, что пришли, — сказал он в микрофон. — Впрочем, вы не могли не прийти. Мы все любили Бада, а он любил нас. Он дарил нам радость, а мы дарили радость ему. Он приходил сюда, как к себе домой, и здесь его всегда ждали. Этот столик был всегда свободен для него. — Он крутанул прожектор, утопив Сандру и Марго в ослепительном круге света. — Теперь за ним сидит женщина, которую Бад любил, и которая составила счастье его последних дней. Это место ваше по праву. И не бойтесь страха, его нет, — закричал вдруг Мекки-Нож, взмахнув руками, как крыльями. По стене за его спиной метнулись длинные причудливые тени. — Есть только выброс адреналина в кровь. А потом полет валькирий над полем битвы. Души погибших воинов успокаиваются в объятиях прекрасных дев. Так чего же печалиться? Будем веселиться, пить и вспоминать Бада, кр-р-расивого парня, который умер как мужчина.
44 
