Особенно,... 
98 
— А кто поручится, что я напишу еще одну? Что если на первой пьесе все и закончится?
Он закатил глаза, состроив удивленную гримасу, но Беттине было не до шуток.
— Ты такая же мнительная, как вся пишущая братия. Сделают на книге миллион-другой баксов, полгода не вылезают из списка бестселлеров, но, чуть что, начинают плакаться: «Ах, что будет завтра?», и так без конца. Так же и ты со своей пьесой.
— Наверно, и отец был такой, — с улыбкой сказала Беттина. — Но посмотри, как вышло, Олли, — она сразу стала серьезной, — он умер без гроша в кармане. Мне бы не хотелось, чтобы такое повторилось со мной.
— Так, значит, не покупай семь домов, девять автомобилей, не нанимай штат из двадцати слуг. Откажись от этого, и все будет замечательно, — улыбнулся Пакстон. Беттина уже поведала ему о жизни на широкую ногу, которую так любил отец, и о том, к чему это привело.
Беттина, наклонив голову, спокойно и внимательно смотрела на Оливера.
— Знаешь, Олли, всю жизнь я зависела от мужчин. Сначала от отца, затем от Айво, потом от актера, за которого вышла замуж, — ей не хотелось даже произносить его имя, — и, наконец, от Джона. Впервые в жизни я ни от кого не завишу — только от себя самой. — Тут Беттина довольно улыбнулась. — И мне это очень по душе.
— Разумеется, это приятное чувство, — согласился Олли.
— Да, — вздохнула Беттина, все еще улыбаясь, — и пугающее тоже. Всегда я ощущала кого-то за своей спиной, а сейчас, впервые в жизни — никого нет. — И она с печалью и нежностью добавила: — Даже Айво больше нет. Я осталась одна.
Он с любовью посмотрел на нее:
— А я?
Она ласково дотронулась до него рукой.
— Ты — замечательный друг. Но знаешь, что самое забавное?
— Что?
— Я вовсе не против рассчитывать отныне лишь на собственные силы. Иногда и правда становится страшновато, но даже это — приятное чувство.
— Беттина, — сказал он, честно глядя ей в глаза, — ты можешь смеяться надо мной, но мне кажется, что ты только-только стала взрослой.
— Так рано? — спросила она и расхохоталась.
Оливер, словно бокал с вином, поднял чашку с чаем.
— Это действительно рано. Я на девять лет старше тебя, но и то не уверен, что стал взрослым.
— Конечно, стал, не сомневайся. Ты ни от кого не зависишь. И никогда не зависел, не то, что я.
— У независимости тоже есть свои плохие стороны, — задумчиво произнес он, отвернувшись к окну. — Ты привыкаешь к раз заведенному порядку, ходишь в одни и те же места, делаешь одно и то же и начинаешь забывать о том, что на свете есть что-то другое.
— Почему?
— Нет времени. Во всяком случае, когда я решил стать журналистом номер один у себя в Лос-Анджелесе, времени ни на что другое просто не оставалось.
— А теперь ты — без пяти минут журналист номер один Нью-Йорка, — добродушно заметила Беттина. — И что дальше?
— Да нет, все не так, Беттина. Знаешь, чего я хотел? Быть как Айво, стать издателем крупнейшей газеты в Нью-Йорке. И знаешь, что случилось? Мне вдруг стало на все наплевать. Я люблю свою работу, обожаю Нью-Йорк и впервые за сорок два года не задумываюсь о том, что будет завтра. Я просто наслаждаюсь жизнью — сегодня, сейчас.
— Я очень хорошо понимаю тебя, — улыбнулась Беттина и невольно, не отдавая себе отчета в том, что делает, потянулась через стол к Олли, и Олли потянулся к ней, и они долго, не переводя дыхания, целовались. Наконец, Беттина отстранилась и, переведя дух, простодушно спросила:
— Как это произошло?
Она хотела все обратить в шутку, в пустяк, но он не воспринял ее беззаботный тон. У него в глазах появилось серьезное выражение.
— Мы долго к этому шли, Беттина.
Не было смысла отрицать это, и Беттина кивнула:
— Наверно, ты прав. — Помолчав немного, она сбивчиво заговорила: — Я думала… мне казалось, что мы… что мы останемся только друзьями.
Он обнял ее и сказал:
— Мы непременно останемся друзьями, но я давно хотел признаться вам кое в чем, мисс Дэниелз, да все никак не отваживался.
— В чем же, мистер Пакстон?
— В том, что я люблю тебя. Очень люблю.
— Ах, Олли, — она со вздохом уткнулась лицом в его грудь, но он приподнял пальцем ее подбородок и осторожно заставил ее посмотреть ему в глаза.
— Почему ты отворачиваешься, Беттина? Ты сердишься на меня? — допытывался он, на глазах мрачнея. Беттина помотала головой, но во взгляде у нее появилось разочарование.
98 
