— И?..
— Угадай, чьи.
— Джереми?
— В точку. Так что отставить душ. Собирайся и дуй сюда, живо!
Глава 16
Бюллетень о розыске Карла Уингерта, появившийся на экране монитора, буквально заворожил Амелию. Снова и снова она вглядывалась в его лицо, снова и снова вчитывалась в скупые строчки объявления.
В 1970 году Карл Уингерт совершил дерзкое ограбление федерального банка в Канзас-Сити, в одночасье превратившись из мелкой шпаны и смутьяна в крупного криминального авторитета. Ограбление было совершено им при свете дня, да еще в пятницу, когда в банке было полно клиентов. Уингерт не воспользовался ни маской, ни какими-либо другими способами, с помощью которых злоумышленники обычно пытаются изменить свою внешность. Казалось, он хотел, чтобы его увидели и запомнили. Похоже, с той же целью Карл собственноручно расстрелял управляющего банком и кассиршу, которая, наполняя наличными сумку, нажала на кнопку тревоги. Потом он убил бросившегося на него охранника, на свою беду пришедшего в тот день в банк, чтобы обналичить чек на получение зарплаты.
Камеры наблюдения сделали в тот день немало снимков Карла Уингерта — он даже не пытался укрыться от их внимательных глаз-объективов. Эти снимки впоследствии были увеличены и тщательно отретушированы, став практически единственными имеющимися в распоряжении органов правопорядка фотографиями преступника (было, правда, несколько крупнозернистых фото, сделанных с большого расстояния оперативниками в Голденбранче, да несколько школьных карточек, запечатлевших превращение ухмыляющегося младшеклассника в агрессивного, неуправляемого подростка, но для розыскных целей и те и другие были малопригодны).
Лучшая из фотографий взрослого Карла Уингерта красовалась теперь на объявлении о его розыске, хотя со дня ограбления банка в Канзас-Сити прошло почти полстолетия. Амелия разглядывала ее очень внимательно. Неужели, думала она, Хедли не ошибся и этот человек действительно приходится ее детям родным дедом?
Одного этого было достаточно, чтобы вызвать у нее тревогу. Но еще большее беспокойство, почти животный страх, внушала ей мысль о том, что Джереми мог знать, кто его настоящий отец. Если он знал, то почему молчал? Было ли ему стыдно, что он — сын преступника и убийцы? Хотел ли он уберечь Амелию и детей от позора или же причины его молчания были сугубо практическими — и куда более зловещими?
Думать об этом Амелии было страшно — у нее даже холодок пробежал вдоль спины. Вздрогнув, она с трудом оторвала взгляд от фотографии на экране и вдруг заметила, что в комнате-кабинете, освещенной только мерцающим экраном ноутбука, стало совсем темно. Амелия совершенно не планировала задерживаться в доме допоздна, поэтому она поспешно встала и выключила ноутбук, отчего комната погрузилась в полный мрак.
И тут снизу донесся какой-то тихий шорох.
Амелия хорошо знала дом, знала все звуки, которые издавала каждая разболтавшаяся половица и каждая рассохшаяся ступенька лестницы, когда на нее наступали. Ей были знакомы и скрип каждой петли, и стук ящиков буфета или комода, и свист ветра в ставнях, поэтому она сразу распознала царапанье кухонной двери по полу, которая начинала плохо открываться каждый раз, когда с наступлением осени повышалась влажность воздуха.
Только это царапанье и услышала Амелия — больше ничего.
Наступившая тишина испугала ее еще сильнее, чем звук открываемой двери. Амелия почувствовала, как сердце у нее подпрыгнуло и забилось часто-часто, хотя сама она стояла совершенно неподвижно и только напряженно прислушивалась, не скрипнет ли половица под чьими-то шагами.
Но погруженный в темноту дом молчал.
* * *
— Имей в виду, ты должен вести себя естественно.
— Да понял я!
— Помни: ты вернулся только для того, чтобы забрать из коттеджа вещи. Потом ты отправишься домой, — туда, где живешь постоянно, — и не вернешься до следующего лета, а может, и вообще никогда. Если он где-то рядом, если продолжает за ней следить, он именно так и должен подумать.
— Понятно.
— Если он вдруг поймет, что ты появился на берегу неспроста, он может…
— Да понял я, понял! — взорвался Доусон. — Не тупой!
Хедли инструктировал его с той самой минуты, когда паро́м доставил их на Сент-Нельду. Доусон, впрочем, слушал его вполуха — сидя за рулем арендованной крестным машины, он гнал по прибрежному шоссе, значительно превышая разрешенную скорость. Сам Хедли полулежал на заднем сиденье, так что увидеть его снаружи было невозможно.