39 
— мне кажется, коричневые, скорее светло-коричневые.
— светло-коричневые глаза и ярко-желтый камень.
— хрясь!
— точняк — хрясь!
я снова выскочил на улицу, взял в лавке в долг две бутылки бормотухи, и мы отменно провели остаток дня. не помню точно название той газеты, наверное, что-то вроде «Экспресс» или «Ивнинг геральд», но все равно я благодарен этой газете, а также кузену Милтона Берля и тому круглому, гладкому, желтому камню.
итак, речь идет о суициде, помнится, работал я в доке, обычно мы обедали прямо на пирсе, свесив ноги вниз, и вот однажды парень, что сидел неподалеку от меня, снял с себя ботинки, носки и сложил все это очень аккуратно рядом с собой, затем я услышал всплеск, оглянулся — а он уже внизу, это было так неожиданно, он успел крикнуть: «помогите!» — и скрылся под водой, на поверхности расходились круги, из глубины поднимались пузыри, на которые и оставалось таращиться, но тут подскочил какой-то мужик и заорал на меня:
— делай что-нибудь! он хочет покончить с собой!
— блядь, а что я должен делать?
— возьми веревку! брось ему веревку, канат или что-нибудь!
я подорвался и побежал в лачугу, где старик упаковывал пакеты и картонки.
— дай мне веревку! — заорал я. старик едва глянул на меня.
— эй, мать твою, дай мне какую-нибудь веревку! человек тонет! Я должен бросить ему веревку!
старик отвернулся, поднял что-то и подал мне. это оказался огрызок белой бечевки.
— ты, старая вонючая крыса! — завопил я.
а в это время молодой парнишка скинул с себя портки, сиганул в воду и вытащил нашего суицидника. этот парнишка получил оплачиваемый выходной, суицидник настаивал, что он свалился случайно, но никак не мог объяснить, зачем же он тогда снял ботинки и носки, я не видел его больше среди нас, возможно, он закончил свою карьеру докера тем же вечером.
никогда нельзя сказать наверняка, что терзает человека, даже самые пустяшные вещи могут превратиться в кошмар, когда вы впадаете в определенное состояние духа, а хуже всех забот/страхов/мучительной усталости — это нечто, что вы не можете объяснить, или понять, или даже обсудить, оно наваливается на вас и давит, как большой лист металла, и нет возможности его сбросить, даже за 25 баксов в час. я знаю, самоубийство? оно кажется совершенно непостижимым, пока вы сами о нем не задумаетесь, и совершенно необязательно принадлежать для этого к Союзу поэтов, однажды, когда я был помоложе и жил в дешевом мотеле, мне довелось соседствовать с одним мужиком постарше, из бывших заключенных, который работал чистильщиком автоматов для изготовления конфет, не самая вдохновляющая работенка, верно? как бы там ни было, иногда по вечерам мы квасили вместе, и он казался мне нормальным мужиком — сорокапятилетним ребенком, одиноким и спокойным, не озлобленным на все и вся. Лу — так его звали — бывший шахтер с ястребиным носом и огромными искалеченными руками, в обшарпанных ботинках, волосы не причесаны, и с дамами не так ловок, как я был — тогда, короче, он прогулял один рабочий день, потому что забухал, и повелители конфетоделательных машин его уволили, он пришел и сообщил мне об этом, я посоветовал ему не заморачиваться по этому поводу — любая работа просто-напросто сжирает у людей их драгоценное время, видно, моя доморощенная мудрость не произвела на него должного впечатления, и он удрученно ушел, через пару часов я постучался в его дверь, хотел стрельнуть курева, но Лу не отозвался, тогда я решил, что он просто напился, и толкнул дверь — она отворилась. Лу лежал на кровати, а газ наполнял комнату, я еще подумал тогда, что Южнокалифорнийская газовая компания и понятия не имеет, как много людей пользуется ее услугами, но как бы там ни было, я распахнул окна и перекрыл газ в калорифере и плитке — у него и нормальной плиты-то не было, — обыкновенный забулдыга, который потерял свою работу по уборке автоматов для изготовления конфет за то, что прогулял день, «босс сказал мне, что у него еще не было такого хорошего работника. Но все дело в том, что я прогулял слишком много — два дня за последний месяц, он ведь предупреждал меня, что если еще такое повторится, все — я вылетаю».
я подошел к кровати и потормошил Лу.
— эй, выкидыш безмозглый!
— а?
— ты, жертва аборта, еще такое сделаешь, и я тебе задницу порву на глазах у всего этого гнилого городишки!
— эй, Ски, да ведь ты мне жизнь спас! я теперь обязан тебе своей жизнью! ты спас ее!
39 
