– Записи какие-нибудь? – без особой надежды спросил Арис.
– Ничего такого, что дало бы ключ к пониманию феномена аномалий. Или к тому, как это явление устранить. Человек, который в последнее время общался с убитым, утверждает, что старик и сам не знал, как все это исправить… Имя Семен Вернигоров вам ни о чем не говорит?
– Семен? – неуверенно переспросила я.
– Он помогал вашему отцу с сайтом и активно занимался созданием базы данных пропавших в аномалии людей. Сейчас он является первым подозреваемым в убийстве.
– Не может быть! – я глянула на Ариса, потом – на Андрея Петровича. – Почему?
– Недавно Вернигорову рассказали о том, как погибла его сестра. Пересказывать вам детали я не стану, скажу только, что услышанное вполне могло вызвать временное помутнение рассудка у человека с чувствительной психикой. Вернигоров решил отомстить за смерть сестры тому, кого считал виновным в происходящем. Выследил его по дороге к станции, где наш стеклодув собирался сесть на пригородный поезд, и убил.
– Он признался? – уточнил Арис.
– Нет. Но у него есть мотив, и на данный момент нет подтвержденного алиби, – Андрей Петрович поднялся, кресло скрипнуло ножками по полу. – Я бы хотел сообщить вам и более приятные новости, но их нет. Честно говоря, я тоже полагал услышать от вас что-нибудь обнадеживающее. По крайней мере, рад узнать, что там, – усмехнулся, – в этом самом другом мире, тоже не сидят, сложа руки. А теперь вынужден попрощаться, мне еще многое нужно успеть сегодня.
Кожухов открыл дверь, вежливо пропуская меня вперед, но Ариса вдруг остановил.
– Валентин Дмитриевич, вы задержитесь, пожалуйста. С вами хотят поговорить.
Спрашивать кто – Арис не стал. В дверном проеме виден был длинный коридор с рядом стареньких стульчиков у стены. Посреди него, освещенная лучами заходящего солнца, застыла тонкая женская фигурка в строгом светлом костюме и маленькой шляпке.
– Эвелина Георгиевна, прошу вас, – Кожухов сделал приглашающий жест, и женщина, словно ожившая картинка, шевельнулась. Громким эхом от голых стен отразился звук каблуков.
Она прошла мимо, не обратив на меня ни малейшего внимания: опрятная, безупречная, с малюсенькой сумочкой-клатчем у левого запястья. Арис отступил в сторону, пропуская ее, и дверь закрылась, но легкий аромат духов все еще ощущался в воздухе.
– Всего доброго, – Андрей Петрович улыбнулся – одними губами, взгляд оставался серьезным и сосредоточенным. – Если появятся новости – можете просто позвонить родителям и передать им все, что сочтете нужным.
И ушел.
* * *
За окнами темнело. Солнце опустилось, рыжие блики на стенах погасли, а под потолком включились лампы. Такие тусклые, что от них болели глаза. Изредка кто-то проходил мимо, но на меня, сидящую на стульчике у стены, не обращали внимания. Только какой-то упитанный мужчина остановился, посмотрел пристально, спросил:
– Вас на ночь устроить?
– Что? Где? – встрепенулась я, не сообразив сразу, что он имеет в виду. А потом испугалась: – Здесь?
– Нет, – мужчина улыбнулся. – Общага сейчас пустует, пристроим вас на ночь там, если надо.
– А… Надо.
– Ну тогда я позвоню, предупрежу. Будете уходить – подойдете. Объясню, как пройти.
– Спасибо, – удивленно поблагодарила я.
Наверное, Андрей Петрович позаботился, сообразив, что дело к ночи.
Арис все не выходил, и сгущавшиеся сумерки навевали мрачные мысли. О том, что стеклодува теперь нет, и «стеклянных чудес», если верить Кожухову, тоже больше нет. А Семена – человека, так много сделавшего для родственников всех пропавших в Иванцово людей – обвиняют в убийстве. И нельзя сказать наверняка, что обвиняют несправедливо.
А еще думала о том, что Алина с Леоном сейчас недалеко от Вереша – там, где появился еще один мертвый город. Наверное, оттуда до сих пор выводят людей. Тех, кто, попав в чужой мир, станут колдунами. И кто, судя по записке Леона, теперь вне закона. Как и сам Леон, и его отец.
Справятся ли новоявленные колдуны с княжескими дружинниками, если тем будет отдан приказ уничтожить выходцев из чужого мира, всех, без разбору?
Дверь открылась резко. Горыныч вышел – мрачный, спокойный. Я подскочила и, забросив на спину рюкзак, пошла рядом с ним по коридору. Но, сделав несколько шагов, не удержалась – оглянулась.
В кабинете, скупо освещенном потолочной лампой, неподвижно сидела у письменного стола женщина в светлом костюме: изящная ручка подпирает подбородок, губы задумчиво сжаты, и тень от полей шляпки прячет глаза в непроглядной черноте.