Особенно,... 
52 
Я вспомнила Осинку и ляпнула:
– Бусиков накупить побольше, когда в аномалии будем.
На меня посмотрели удивленно, а Горыныч – подозрительно.
– Есть тут одна любительница побрякушек, – проговорил он. – Только это у них по-молодости, потом проходит. Лет эдак через двести. И молодых совсем мало осталось, их колдуны в первую очередь перебили. Так что бусиками не откупимся.
– А чем?
Горыныч пожал плечами:
– А кто их знает? Решим на месте. Там народ капризный, но, думаю, сторгуемся.
* * *
В путешествие мы собирались потихоньку, без спешки, день за днем. Леон едва ходил, и свалился бы на первой стометровке, а Алина, хоть и перестала температурить, кашляла да чихала, вытирая припухший от насморка нос платочком. Я пыталась помочь, но после той ночи, когда, по рассказу подруги, таки потеряла сознание, силы возвращались необыкновенно медленно. На моем самочувствии это не отражалась, а вот делиться было практически нечем.
Наверное, мы бы еще месяц ждали, пока Леон окончательно придет в себя, но Арису не нравилась эта задержка. Он пару раз уезжал куда-то, позаимствовав у старосты лошадь, и возвращался через сутки, усталый и недовольный. Первый раз на мой вопрос, куда и зачем ездил, Горыныч не ответил.
После второй поездки он, как обычно, зашел к нам. Алина как раз готовила ужин, я зашивала дыру на рубашке. Арис поздоровался, узнал, что Леон дышит свежим воздухом на лавочке за домом, и пошел к нему. Я отложила шитье и тихонько, мысленно успокаивая проснувшуюся совесть, отправилась следом.
Они говорили тихо, но расслышать слова оказалось нетрудно.
– Ну как? – спросил Леон.
– Ищут.
– Думаешь, найдут?.. И скоро?
– Не знаю, – ответил Горыныч.
– Уходить надо. Хотя бы вам. Арис, может…
– Тихо, – перебил его тот.
Я вслушивалась, вслушивалась… И едва не умерла от страха, когда прямо передо мной неожиданно выросла темная фигура. Горыныч молчал, но надеяться, что мне позволят дослушать разговор или введут в курс дела, было бы слишком наивно. Я виновато пожала плечами и, провожаемая укоризненным взглядом, ушла в дом.
Подслушанный разговор о многом заставил задуматься. И многое прояснил. Вот почему Арис постоянно словно на иголках, почему так много змей ползает у нашего дома и за околицей. И Леон наверняка чувствует себя виноватым, но ничего не может поделать. Хорошо, что Алина не знает, иначе тоже бы не находила себе места. А ведь надо что-то сделать, и срочно, иначе скоро придется уносить ноги. И Леона, которому в его состоянии путешествие вряд ли пойдет на пользу.
Полночи я думала, как помочь ему и подруге выздороветь. А наутро отправилась к Марфе.
Старушка жила в небольшой, окруженной цветником избушке. В ответ на стук в дверь Марфа крикнула: «заходи», – предпочитая не отвлекаться от приготовления всяческих снадобий на такие пустяки, как открывание-закрывание двери.
Я вошла в благоухающую травами горницу и устроилась на табурете у двери. Старушка сидела подле окна: в вышитой рубашке, красной юбке с передником и темно-вишневой в мелкий цветочек косынке, прячущей волосы и завязанной надо лбом. Хвостики смешно торчали в разные стороны, напоминая то ли рожки, то ли заячьи уши. На плотной шее Марфы красовалась не одна нитка бус.
– За работою пришла? – спросила она, не переставая толочь что-то в медной ступке.
– Нет. Спросить хочу. Я тут слышала о живой воде.
– Надобно тебе?
– Надобно.
Знахарка вздохнула, поставила ступку на колени.
– Озеро где – знаешь?.. Там в заливчике, за старою пристанью, ручеек был. Вода в нем завсегда целебною считалась, и, помню, когда ешо молодая была, многие хвори ею вылечивала – и себе, и людям. Только вот у пристани нечисть какая-то завелася, и мало кому удавалося до воды той добраться: кого сгубит, над кем поглумится да отпустит восвояси голого-босого, с синяками да шишками. А последний год так и вовсе одтель никто не возвращалси.
– А многие ходили?
Старушка задумалась, загибая пальцы, подсчитывая.
– Трое, кажись. Один вернулся, да умом тронулся после. А мож, он и раньше болезный был, кто его знает?
После такого рассказа стало немножечко не по себе.
– Вы мне скажите, как это место найти. Позову Ариса, вместе пойдем.
– Ни-ни, нельзя вместе! – старушка замотала головой. – За живою водою токмо в одиночку ходють, да ночью, абы никто не знал да не видел.
52 
