60 
– А мы, что ли, не люди? – удивилась я.
– А мы вас и не просили, – усмехнулся водяной. – Сами откопали, сами эту мерзость на белый свет выпустили, сами и прибрали… Да, к слову, вы эту землю грязную да траву посгребайте и в огонь побросайте. Так оно вернее будет.
Спорить не стали, хотя очень хотелось возразить. Мы с Леоном сгребали землю, Алина сидела, положив руки на колени.
Водяной даже не подумал нам помочь. Он рассматривал мою подругу, словно любовался. Сын воеводы то и дело оглядывался на него, но пока молчал.
– Что, красавица, больно? – поинтересовался вдруг хозяин речки.
– Чуточку, – призналась Алинка.
– Хочешь, сделаю так, что ни руки, ни ноги болеть не будут? Ни голова, ни сердце…
– Утопит, – не сдержалась я.
К счастью, меня услышал только Леон. А водяной продолжал:
– Будешь жить – горя не знать. Под луной танцевать да хороводы водить с подружками. И если захочешь, любой мужчина навечно твой будет, во всем тебя станет слушаться, жить подле тебя, красотой твоей восхищаясь…
Уж не знаю, на какой эффект от своей речи рассчитывал хозяин реки, но Алина испугалась по-настоящему. Наверняка тоже вспомнила рассказы про русалок, про то, как они добрых молодцев топят. И теперь представила себе эту вечную жизнь околдованных утопленников.
Леон опустил ладонь на рукоять меча и напряженно замер. Злить водяного ему, ясное дело, не хотелось, но если уж придется…
– Спасибо вам большое, – произнесла Алина побелевшими губами, – но я… Нет, я так не хочу. Извините.
Водяной вздохнул разочарованно – словно вода в чайнике забулькала.
– Ну да, ну да… Кому охота к старику в обмелевшую речку-то лезть? Ладно уж, живите, – он спрыгнул в воду, сделал несколько шагов, потом обернулся и, вернувшись к берегу, положил на траву что-то маленькое, зеленое. – Ты уж не побрезгуй, красавица, возьми подарочек. Не навредит он, слово водяного. А может и пригодится когда-нибудь.
И ушел в воду, шаг за шагом, лишь круги над головой разошлись.
Алина подходить побоялась, мы с Леоном приблизились к берегу, и мужчина, нагнувшись, поднял с земли маленький плотный бутон с остренькой верхушкой. Сквозь зелень окутывающих его листочков проглядывали тонкие белые лепестки.
Арис встретил нас на полпути от реки. Был, видимо, недоволен, что не застал всех троих на месте стоянки, но поглядел на наши лица и ничего не сказал. Он привел лошадей – одну вороную кобылку, одну серую, и двух гнедых жеребцов. Мы навьючили на них поклажу и, неторопливо пробираясь через заросли, пошли к дороге.
* * *
Темнело. Вдали показались огни деревни. Объездной дороги не было, мы решили ехать напрямик, надеясь, что в сумерках нас не узнают. Повод серой кобылки, которая везла рюкзаки, был прикреплен к седлу Ариса. Алина не могла держать поводья обожженными руками, а потому ехала вместе с Леоном. Он мягко и заботливо придерживал ее, обнимая за талию, и, несмотря на болезненные ожоги, глаза моей подруги светились счастьем. А я ловила себя на мысли, что могла бы сейчас быть на ее месте, могла… Если б только вовремя сообразила, прыгнула первой.
Мысль эта была неуместной и гадкой. Я тряхнула головой, пытаясь ее отогнать, но зависть маленьким червячком прокралась в душу. Вроде бы радостно было за подругу, что она так счастлива, что как будто нашла, наконец, свою вторую половинку, и в то же время безумно хотелось оказаться на ее месте.
Деревня осталась позади. Я слегка пришпорила гнедого и обогнала остальных. Маленький червячок оказался тяжелым, как свинцовая гиря, и слишком цепким. Наверное, потому зависть считается худшей из чувств, что с нею так сложно бороться.
– Стой!
Погрузившись в размышления, я не сразу услышала предупреждение Ариса:
– Стой! Там ловушка!
Запоздало сообразив, в чем дело, натягиваю поводья. Оборачиваюсь.
Алина с Леоном и Арис остановились на расстоянии и смотрят, словно ждут чего-то.
– Женя, назад! Скорее! – кричит подруга.
Горыныч наблюдает исподлобья. Ну все, сейчас отчитают по полной. И ведь за дело. Только бы сдержаться, не накричать в ответ и не расплакаться.
Подъезжаю поближе.
– Женечка, с тобой все в порядке?
– Да, вроде.
– Стой, – командует Арис. – Едь обратно. Медленно.
Успеваю удивиться, но послушно разворачиваю лошадь и снова еду вперед.
– Стой.
60 
