Особенно,... 
164 
Два слова вызвали в душе Гаретта смутное ощущение тревоги. Пустые мешочки. Неожиданно в его памяти вспыхнула яркая картинка, короткая сценка из детства, как однажды он зло подшутил над своим дядей, которого терпеть не мог уже тогда. Однажды вечером, во время обеда, он натер изнутри мылом дядину кружку для эля. После того как эль был разлит и сэр Питни отпил большой глоток, его едва не хватил удар от этого отвратительного вкуса. Потом Гаретту пришлось просить прощения у дяди, настоявшего на том, чтобы мальчик получил суровое наказание за свою злую шутку. Но с тех пор дядя очень хорошо усвоил одну вещь: отнюдь не значит, что кружка пуста, если она выглядит таковой. И он всегда тщательно проверял пустую посуду.
Внезапно у Гаретта пересохло во рту, и он устремил пронзительный взгляд на продолжающего расхаживать по камере сэра Генри.
— А что кисеты, которые вы использовали? Они были какие-то специальные или обычные? Вы покупали их или же их изготовили в вашем доме?
Сэр Генри бросил на Гаретта чуть удивленный взгляд.
— Для короля я всегда использовал одни и те же. Мина специально сшила их из белого плотного шелка и вышила. А в чем дело?
Белый шелк! Гаретт нахмурился.
— Если бы кто-нибудь чуть присыпал изнутри такой кисет белым порошком, например мышьяком, можно ли предположить, что вы или Мина не заметили бы этого, когда насыпали свое лекарство? — пробормотал он как бы в раздумье.
Сэр Генри внезапно остановился, и его глаза возбужденно блеснули.
— Да, — сказал он тихо. Затем уже громче повторил: — Да! Это всегда происходило рано утром. Когда Мина наполняла их, в комнате было темно и она зажигала свечи. И что более важно, эти мешочки после того, как их стирали, лежали пустыми в течение нескольких дней! Любой мог войти в дом и насыпать в них яд. Я часто ухожу с визитами к своим пациентам, и в доме могут оставаться мои молодые коллеги и ученики. Кто угодно запросто мог бы…
— Да даже и без этого все можно было сделать достаточно легко, — перебил его Гаретт со все возрастающим возбуждением. — Кого-нибудь из слуг могли подкупить, или кто-то специально проник в дом без вашего ведома.
— Да-да. Вы правы! — воскликнул сэр Генри с выражением ужаса на лице. — Как легко, оказывается, можно втянуть человека в преступление!
Гаретт кивнул. И так трудно найти истинного преступника. Но, наверное, кто-нибудь мог заметить чужака, входящего в комнату сэра Генри или Мины. Что, если кто-то из слуг был подкуплен…
— Что вы собираетесь предпринять? — прервал его размышления сэр Генри.
Гаретт бессознательно положил руку на эфес шпаги.
— Не хватает многих звеньев, чтобы сложить всю мозаику. Мне нужно еще немного времени, чтобы кое-что выяснить. Но, возможно, я смогу использовать то, что уже знаю, чтобы убедить короля больше не мучить вас допросами, пока я сам во всем не разберусь и не найду ответы на свои собственные вопросы.
— Все это, конечно, хорошо, но пока вы ищете врагов короля, что будет с моей дочерью? — с тревогой спросил сэр Генри.
Лицо Гаретта мгновенно смягчилось, едва он только подумал о Мине. Она будет принадлежать ему, отныне и навеки. А затем он вспомнил, что она по-прежнему считает своего отца убитым. Глубокая морщина пролегла между его нахмуренными бровями. Когда она узнает, как много он скрывал от нее, она не станет лучше к нему относиться. Это уж точно.
Встревоженный голос сэра Генри вновь прервал его невеселые мысли.
— Что будет с моей дочерью, милорд?
Гаретт мгновенно стряхнул озабоченное выражение со своего лица. Возможно, она и рассердится, но он сумеет ее уговорить простить его. Он просто должен добиться этого.
— Могу вас заверить, что она будет в безопасности, сэр. Даю вам в этом свое честное слово. А когда все закончится, надеюсь, с вашего благословения, я возьму ее в жены.
И уж на этот раз никаких возражений он не потерпит!
22
Мэриан взволнованно ходила по холлу большого лондонского дома Фолкхэмов и с нетерпением поглядывала на дверь. Гаретт ушел несколько часов назад, и ей казалось, она уже не в силах больше вынести это бесконечное ожидание и неизвестность. Ее мысли снова и снова возвращались к их последнему разговору.
Он предложил принести для нее непомерную жертву. Конечно, это радовало ее, так как яснее всяких слов говорило о том, насколько она дорога ему, пусть даже сам он этого и не признавал. Но она понимала, что не может принять эту жертву. Если им и в самом деле придется бежать во Францию, что они станут там делать, как жить? Сможет ли Гаретт быть по-настоящему счастлив, зная, что лишился всего, ради чего столько боролся и с таким трудом добивался? Вряд ли. Рано или поздно он начнет обвинять ее в своих потерях. И тогда прощай надежда на счастье.
164 
