Последние отзывы

  53  

Мы много говорили о Фигнере – сем страшном человеке, проложившем кровавый путь среди людей, как метеор всеразрушающий. Он нашёл славу, бесчеловечно погубляя пленных отнюдь не по причине опасности, а, наоборот, освободясь от оной. Доподлинно известно, что он был истинно точен в донесениях своих и действительно забирал и истреблял по триста и четыреста низших и высших чинов. Армейская канцелярия всегда сомневалась в его успехах, полагая, что столько можно «набить» лишь на бумаге, но он делал сие на деле! Таковое поведение вскорости лишило его лучших офицеров, противившихся бесполезному кровопролитию. Верно с ним оставался лишь унтер-офицер Шианов, типаж тёмный, неустрашимый и кровожадный по невежеству своему.

В ночь возвратились разъездные мои, доложив, что в селе Ляхове и близлежащей Язвине расположены два сильных неприятельских отряда. То был славный корпус генерала де Ожеро, с двумя тысячами человек пехоты и частью кавалерии. По коротком совещании было решено атаковать противника. Но так как три наших объединённых партии составляли не более тысячи двухсот человек разного сброда конницы, восьмидесяти егерей и четырёх орудий, то я предложил пригласить на сей удар графа Орлова-Денисова. Фигнер и Сеславин дали добро, и всё тот же Храповицкий помчался навстречу генерал-адъютанту со следующим письмом: «Ах, граф, прошу меня простить, я вёл себя бестактно! Но дело серьёзное, и честолюбие моё простирается лишь до черты общего пользования. Вот вам пример – врагов много, нас мало, а драться хочется! Поспешите к нам, берите всех под своё начальство и – ура! С богом!» Надеюсь, на ровной столбовой дороге наш Сусанин доставит донесение в нужные руки.

* * *

Утомясь от дел и нервов, в ту злопамятную ночь я лёг спать рано. Завернулся в бурку и захрапел было от всего сердца, как в сон мой вмешалась новая личность. Но кто это был – рука дрожит, и перо царапает бумагу, а на глаза наворачиваются невольные слёзы благоговения…

– Гамар джоба, Дэнис Васылыч, друг сэрдешный!

– Пётр Иванович… не может быть…

– Может, дарагой, может, – тепло улыбнулся Багратион, протягивая мне ладонь свою, кою я не преминул пожать обеими руками. Никто никогда не мог бы доставить мне большей радости, чем явление во сне покойного друга и благодетеля.

– Господи, у меня и слов-то нет… ну хоть, как вы ТАМ?

– Харашо, – мягко высвобождая руку, ответил он. – Я ведь ТАМ пачти гэрой, мучэник за Отечество, да! Люды приятные вакруг, пагаварыть есть с кэм, падумать тоже есть…

– А мне не хватает вас… Да что мне – всей России!

– Вах! Нэ надо так, что ты… ТАМ другие законы и приаритэты, зэмная слава мала значыт. На тэбя свэрху сматрю, маладэц ты! Врага бэй, никого нэ слушай, о чэсти помни – она и ТАМ в цене…

Я хотел спросить что-то ещё, но благородная фигура уже таяла в той же сияющей дымке, из которой и появилась.

– Нэ сэрдись, дарагой, савсэм забыл, за чэм шёл… Тэбе чэсть спасать нада!

– Неужто и вас мой прапрапрапрадедушка послал? – повесил нос я. Оставалось развести руками и извиняться за старого маразматика. – Вот ведь родственничек, нет чтобы покоиться с миром…

– Пачэму так прэдков нэ уважаешь? Зачэм слова такие гаваришь?! Никто мэня нэ посылал – сам к тэбе пришёл! Нэ спи! Бэги давай, спасай француза, э?!

– Какого француза? – не сразу осознал я.

– Каторого днём взял, шесть штук! Всэх спасай, нэ то савсэм бэда…

– Пётр Иванович!

– Иды, гусар, тэперь твоя охота будэт…

Последние слова прозвучали уже как бы из ниоткуда, отразившись в ушах моих набатным звоном. Чёрт побери, неужели какая-то страшная напасть может угрожать шестерым безоружным пленникам? Но ведь они под охраной, французы их не отобьют, а наши… Нет, не может того быть! Чтобы Александр Самойлович Фигнер пал настолько низко, решившись под покровом ночи похитить пленных моих, прикрываемых моими же казаками?! Сие обозначало бы поднятие оружия супротив своих же соплеменников!

В ужасе от одной мысли о том я вскочил на ноги, схватил верную шашку и опрометью бросился бежать к дальней сторожке. Боевые друзья мои спали сном праведным, и будить их по одному подозрению вряд ли было бы по-товарищески. Зимняя ночь сияла далёкими звёздами, едва различимыми сквозь верхушки сосен, дремотно вздрагивали кони, от согласного дыхания бригады моей густой пар недвижным облаком клубился над притоном.

Во всём царила сонная тишь, нарушаемая очень одиноким мной, прыгающим по сугробам к указанной цели. То есть сторожка была лишь местом, а целью – спасение пленных французов от… от… кого?! Этот жизненно важный вопрос я как-то не успел уточнить у покойного князя, но не всё ли равно, кто именно намерен на сей момент угрожать беспомощной жандармерии. Главное – не допустить дикого произвола!

  53