Она не могла пошевелиться, словно все жизненные силы покинули ее. Видела над собой лишь лицо нападавшей, лицо, дико искаженное злобой, уродливый облик вместо той красоты, какая явилась Шийне прежде в образе Джесси Мартин. Рука со скрюченными пальцами и длинными ногтями тянулась к лицу Шийны, а она не находила в себе силы пошевелиться или хотя бы закричать, лишь смотрела, как приближаются к ней пальцы, похожие на когти, завороженная их движением.
Рука вдруг исчезла. Джесси отлетела назад, отброшенная толчком Джейми.
— Хватит! — проревел Джейми. — Не то я вышвырну тебя, как и собирался!
— Мне все равно! — орала Джесси. — Ты выгнал меня из-за этой уличной девки, которую приволок в дом твой братец. Почему?
— Я не обязан объяснять тебе, Джесси. Все кончено, и довольно с тебя.
— Я этого не вынесу! — визжала женщина. — Ты использовал меня, Джейми.
— Не больше, чем ты меня, — ответил он холодно. — Тебе будет заплачено за беспокойство, если именно это тебя волнует.
— Будь ты проклят, Джейми Маккиннион! — прошипела Джесси, ее зеленые глаза горели огнем. — Ты еще пожалеешь, клянусь, что пожалеешь. И она пожалеет тоже! — Джесси обратила свой убийственный взор на Шийну. — Добро пожаловать в его объятия, с тобой он обойдется точно так же, как только новая девчонка привлечет его внимание. Вероломный ублюдок!
Джейми схватил Джесси за руки и оттолкнул от себя.
— Гоуэн, прошу тебя, уведи ее отсюда. И найди кого-нибудь глухого проводить ее домой, чтобы она своим ведьминым языком не пачкала ничей слух.
Гоуэн от души забавлялся. Усмехаясь, подошел к Джесси, чтобы взять ее под руку.
— Она нуждается в том, чтобы ее утешили. Я именно тот, кто даст ей утешение, если ты, Джейми, обойдешься без меня денек-другой.
— Поступай, как тебе нравится, — ответил Джейми. — Ты сам знаешь, что делаешь.
Уводя Джесси из зала, Черный Гоуэн смеялся. Джесси шла достаточно andpn и охотно, уверенность вернулась к ней вместе с новым поклонником. Гоуэн вполуха прислушивался к ее брани. «Жестокий», «себялюбивый», «вероломный» — эти слова расслышала Шийна, пока в зале наконец все не успокоилось. Происшедшее казалось просто невероятным.
Унижение. Оскорбления. Все это так не нужно.
— Шийна.
Все ее с таким трудом сохраняемое самообладание рухнуло, едва она повернулась к Джейми.
— Как вы смели подвергнуть эту женщину такому унижению? Как вы смели подвергнуть этому меня?
Она говорила почти шепотом, но с такой яростью, что Джейми отпрянул.
— Я понятия не имел, что она устроит такое безобразие. Вам не больно?
— Нашли время спрашивать! — уже громким голосом произнесла Шийна. Вы не имеете права настаивать на том, чтобы я оставалась здесь и терпела подобные вещи!
— Я вовсе не для этого прошу вас остаться. Терпению Джейми явно приходил конец, и Шийна поспешно опустила глаза. Она боялась вызвать в нем самое страшное — неудержимый гнев.
— Я полагаю, на сегодняшний день было достаточно сделано и сказано, произнесла она очень мягко.
— Да что же это такое? — требовательным тоном спросил он. — Неужели вы хотите сказать, что уже успокоились?! Если вам хочется кричать на меня, кричите. Не скрывайте ваше истинное настроение под внешней мягкостью. Я не перенесу этого, Шийна. Не притворяйтесь передо мной.
— Очень хорошо, сэр Джейми, — задыхаясь, заговорила она. — Мне отвратительно ваше поведение, и я согласна с каждым словом этой женщины. Я просила вас не поступать так, как вы поступили, но вы меня не послушали. Теперь у вас нет никого, потому что меня вы, разумеется, не получите.
К ее удивлению, Джейми усмехнулся.
— Посмотрим, — сказал он. — Посмотрим, милая.
— Никакого договора о праве на обладание не будет, — заявила она, возмущенная его веселостью.
— Поживем — увидим, — заверил он ее. — А теперь идемте к столу, вы ведь не поели.
Шийна сделала вид, что не замечает протянутой руки; ее приводило в отчаяние новое настроение Джейми.
— У меня нет аппетита. Если вы извините меня…
— Ну хорошо… — Джейми вздохнул. — Но вам сегодня предстоит верховая прогулка вместе со мной. Будьте готовы через час.
— Нет! — заявила Шийна.
— Будьте готовы, Шийна.
Она удалилась. Еще одно приказание, которому ей придется подчиниться. Трепыхаться и протестовать можно сколько угодно, а толку-то?.. Этот человек злоупотребляет своей властью. А что может она?