Особенно,... 
48 
– Очень мило с твоей стороны, – вежливо поблагодарил Эштон. – Но не думаю, что мы сможем попасть на него.
– О, дорогой… Ты ведь не сердишься, правда, из–за того, что твоя Тара не получила главную роль?
Он бросил на нее подозрительный взгляд:
– Ты об этом знала?
– Ну, естественно! Я член правления, в конце концов. Ваша «Мэри Поппинс» наделала здесь шуму из–за пустяков. Ей, право же, не следовало вмешиваться во внутренние дела школы.
– Ну, больше в этом не будет необходимости, – любезно заметил Доминик. – В следующем году Тара пойдет в другую школу в Фиттон–Магне. И меня уже не интересуют внутренние проблемы «Парковой школы» в Весткомбе.
Хейзл кисло рассмеялась:
– Да это все – просто буря в стакане воды! Тара не может ждать особого расположения к себе за заслуги своей мамы.
– Конечно нет, но проблема в другом. Она была умышленно исключена из постановки.
– Уверена, для этого есть очень веская причина.
– Может, ты подскажешь, в чем она заключается?
Она пожала плечами.
– Откуда же я могу знать?
– Ты не любишь Тару, не правда ли, Хейзл? На днях ты очень рассердилась, когда она оскорбительно отозвалась о тебе. Не твоя ли это месть?
– Доминик, дорогой, – она попыталась рассмеяться, но это ей не удалось. – Не могу поверить – ты почти стараешься обидеть меня. Сейчас мы забудем эту чепуху, а в среду пойдем на спектакль вместе. И чтобы доказать, что тут не было злого умысла, я поговорю с миссис Фрэнкс. Тара сможет сыграть одну из селянок.
Он покачал головой:
– Мне жаль, Хейзл, но приезжает Серена, и Тара захочет быть все праздники с мамой.
– Серена! – Ее изумление было так велико, что она задохнулась, произнося это имя. – И ты позволишь ей жить здесь после всего, что случилось? – Ее голос почти сорвался в пронзительный крик. – Ты, должно быть, с ума сошел!
– Серена имеет право видеться с дочерью, – хладнокровно заметил Доминик. – Она решила воспользоваться этим правом на Рождество. Мне нужна была бы чертовски веская причина, чтобы воспрепятствовать ей.
– Но у тебя она была! – с негодованием заявила Хейзл. – Нас пригласили кататься на лыжах, помнишь? Мы могли что–нибудь для Тары придумать…
Фиби старалась спрятаться за диванными подушками.
О, Боже! – думала она. Это ужасно.
– Как с одной из селянок? – иронично спросил Доминик. – Этого не будет, Хейзл. Я уверен, ты не останешься без компании.
Хейзл резко повернулась и выскочила из комнаты. Минуту спустя они услышали рев машины.
– Это, – заметила Фиби, – было не очень любезно.
– Возможно. Я и не собирался быть любезным. Как я уже говорил вам, я знаю Хейзл очень давно. У нас с ней так ничего и не вышло и… не выйдет никогда. А сейчас тем более.
– Почему?
– Потому, что возвращается Серена, – сухо произнес он.
Фиби забросила свой пакет с шитьем под диван.
– Пора ехать за Тарой, – ровным голосом сказала она и вышла.
Серена Вейн приехала в следующий вторник. Презирая себя за собственное любопытство, Фиби наблюдала, как остановился лимузин, шофер открыл заднюю дверцу и вышла Серена Вейн – неторопливо и грациозно.
Она была в пальто из мягкой замши кремового цвета, на воротник которого волнами падали ее золотистые волосы.
Серена остановилась, окинув дом оценивающим взглядом, и Фиби невольно отступила назад, прячась за занавеску.
Шофер вынимал вещи из машины: комплект чемоданов, до нелепости огромную картонную коробку, дорожные сумки. Мисс Вейн распорядилась, чтобы он занес все это в дом, проследовала впереди него вверх по лестнице и скрылась из вида.
Фиби тихо, горестно вздохнула. Каким бы ни было воссоединение семьи, вершившееся сейчас внизу, это ее не касалось.
Примерно через час за ней пришла Кэрри с обескураженным видом.
– Она хочет познакомиться с вами. Она – само обаяние, но будьте осторожны, я бы не доверяла ей. Помимо всего прочего, она привезла щенка для Тары, и он уже наделал лужу в холле, – мрачно добавила экономка.
Первым, кого Фиби увидела, войдя в гостиную, был Доминик. Он стоял у камина с непроницаемым лицом и не сводил глаз со своей бывшей жены. Черный щенок ньюфаундленда крепко спал у его ног.
Серена Вейн уютно уртроилась на одном из диванов. Пальто она сняла и осталась в не менее дорогом, роскошном кремовом платье из букле. Ее ногти были покрыты темно–малиновым лаком, а темно–голубые глаза казались почти черными.
48 
