…Лето я проводила в бывшей Тверской губернии, в пятнадцати верстах от Бежецка. Это неживописное место: распаханные ровными квадратами на холмистой местности поля, мельницы, трясины, осушенные болота, «воротца», хлеба, хлеба… Там я написала очень многие стихи «Четок» и «Белой стаи»…

Я носила тогда зеленое малахитовое ожерелье и чепчик из тонких кружев. В моей комнате (на север) висела большая икона – Христос в темнице. Узкий диван был таким твердым, что я просыпалась ночью и долго сидела, чтобы отдохнуть… Над диваном висел небольшой портрет Николая I: не как у снобов в Петербурге – почти как экзотика, а просто, серьезно по-онегински («Царей портреты на стене»). В шкафу остатки старой библиотеки, даже «Северные цветы», и барон Брамбеус, и Руссо. Там я встретила войну 1914 года, там провела последнее лето (1917).

…После угрюмого военного Севастополя, где я задыхалась от астмы и мерзла в холодной наемной комнате, мне казалось, что я попала в какую-то обетованную страну. А в Петербурге был уже убитый Распутин и ждали революцию, которая была назначена на 20 января (в этот день я обедала у Натана Альтмана. Он подарил мне свой рисунок и надписал: «В день Русской Революции». Другой рисунок (сохранившийся) он надписал: «Солдатке Гумилевой от чертежника Альтмана»)…

«Белая стая» вышла в сентябре 1917 года. К этой книге читатели и критика несправедливы. Почему-то считается, что она имела меньше успеха, чем «Четки». Этот сборник появился при еще более грозных обстоятельствах. Транспорт замирал – книгу нельзя было послать даже в Москву, она вся разошлась в Петрограде. Журналы закрывались, газеты тоже. Поэтому в отличие от «Четок» у «Белой стаи» не было шумной прессы. Голод и разруха росли с каждым днем…

* * *

• Думали: нищие мы, нету у нас ничего,
• А как стали одно за другим терять,
• Так, что сделался каждый день
• Поминальным днем, —
• Начали песни слагать
• О великой щедрости Божьей
• Да о нашем бывшем богатстве.

1915

* * *

• Твой белый дом и тихий сад оставлю.
• Да будет жизнь пустынна и светла.
• Тебя, тебя в моих стихах прославлю,
• Как женщина прославить не могла.
• И ты подругу помнишь дорогую
• В тобою созданном для глаз ее раю,
• А я товаром редкостным торгую —
• Твою любовь и нежность продаю.

1913

УЕДИНЕНИЕ

• Так много камней брошено в меня,
• Что ни один из них уже не страшен,
• И стройной башней стала западня,
• Высокою среди высоких башен.
• Строителей ее благодарю,
• Пусть их забота и печаль минует.
• Отсюда раньше вижу я зарю,
• Здесь солнца луч последний торжествует.
• И часто в окна комнаты моей
• Влетают ветры северных морей,
• И голубь ест из рук моих пшеницу…
• А недописанную мной страницу —
• Божественно спокойна и легка,
• Допишет Музы смуглая рука.

1914

* * *

• Слаб голос мой, но воля не слабеет,
• Мне даже легче стало без любви.
• Высоко небо, горный ветер веет,
• И непорочны помыслы мои.

• Ушла к другим бессонница-сиделка,
• Я не томлюсь над серою золой,
• И башенных часов кривая стрелка
• Смертельной мне не кажется стрелой.

• Как прошлое над сердцем власть теряет!
• Освобожденье близко. Все прощу,
• Следя, как луч взбегает и сбегает
• По влажному весеннему плющу.

1912

* * *

• Был он ревнивым, тревожным и нежным,
• Как Божье солнце, меня любил,
• А чтобы она не запела о прежнем,
• Он белую птицу мою убил.

• Промолвил, войдя на закате в светлицу:
• «Люби меня, смейся, пиши стихи!»
• И я закопала веселую птицу
• За круглым колодцем у старой ольхи.

• Ему обещала, что плакать не буду.
• Но каменным сделалось сердце мое,
• И кажется мне, что всегда и повсюду
• Услышу я сладостный голос ее.

1914

  12