ФАНТАСТИКА

ДЕТЕКТИВЫ И БОЕВИКИ

ПРОЗА

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ

ПРИКЛЮЧЕНИЯ

ДЕТСКИЕ КНИГИ

ПОЭЗИЯ, ДРАМАТУРГИЯ

НАУКА, ОБРАЗОВАНИЕ

ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ

СПРАВОЧНИКИ

ЮМОР

ДОМ, СЕМЬЯ

РЕЛИГИЯ

ДЕЛОВАЯ ЛИТЕРАТУРА

Последние отзывы

Слепая страсть

Лёгкий, бездумный, без интриг, довольно предсказуемый. Стать не интересно. -5 >>>>>

Жажда золота

Очень понравился роман!!!! Никаких тупых героинь и самодовольных, напыщенных героев! Реально,... >>>>>

Невеста по завещанию

Бред сивой кобылы. Я поначалу не поняла, что за храмы, жрецы, странные пояснения про одежду, намеки на средневековье... >>>>>

Лик огня

Бредовый бред. С каждым разом серия всё тухлее. -5 >>>>>

Угрозы любви

Ггероиня настолько тупая, иногда даже складывается впечатление, что она просто умственно отсталая Особенно,... >>>>>




  66  

Фонтанный Дом

Ранняя редакция этого стихотворения была опубликована в «Звезде» (1946, №1). А вскоре появилась еще одна публикация – в документах, предшествовавших ждановскому докладу и постановлению «О журналах «Звезда» и «Ленинград»». Г. Александров и А. Еголин, авторы «Докладной записки Управления пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) секретарю ЦК ВКП(б) А. А. Жданову о неудовлетворительном состоянии журналов «Звезда» и «Ленинград»» от 7 августа 1946 г., сообщали: «Симпатии и привязанность Ахматовой на стороне прошлого». В подтверждение приводился полный текст стихотворения:

  • Мой городок игрушечный сожгли,
  • И в прошлое мне больше нет лазейки.
  • Там был фонтан, зеленые скамейки,
  • Громада парка царского вдали.
  • На Масленой – блины, ухабы, вейки,
  • В апреле запах прели и земли,
  • И первый поцелуй...

Лидия Чуковская рассказывает о том, как Ахматова в 1958 году переделывала опальное стихотворение «Мой городок игрушечный сожгли…» при подготовке книги, выходившей впервые после указанного постановления 1946 года.

«Совершенно искаженным оказалось стихотворение:

  • Мой городок игрушечный сожгли,
  • И в прошлое мне больше нет лазейки...

Можно ли точнее определить Царское Село – этот мнимый город? Он, действительно, город по всем правилам: мощеные улицы, каменные дома, чугунные решетки, и в то же время он игрушечный, невсамделишный: домики и деревья расставлены на полу или на столе прилежной детской рукой; расставлены правильно, ровно, аккуратно,– только все маленькое, ненастоящее, хотя и железная дорога – как настоящая, и будка на путях совсем настоящая, и даже сторож из будки выскакивает с настоящим флагом...

  • Мой городок игрушечный сожгли,
  • И в прошлое мне больше нет лазейки...

Ахматова говорит о городе своей юности, который сожгли немцы. Но начальство пpиpeвнoвалo ее к слову «прошлое» (ведь прошлое – это всегда «проклятое царское прошлое»); ах, ты ищешь туда лазейку?

Анна Андреевна, пробуя всякие замены, по-моему, совершенно испортила стихотворение. Было оно интимное, горькое, заветное, стало какое-то крикливо-патетическое:

О, злодеи!..

От обиды я не запомнила.

Исчезла «лазейки» (на рифме), а с нею и все последующее зашаталось. После моих укоризн, Анна Андреевна, к моему великому счастию, сделала так:

  • Мой городок игрушечный сожгли,
  • И в юность мне обратно нет лазейки.

Не в проклятое прошлое, а в юность – так, может быть, пройдет?»

Лидия Чуковская. «Записки об Анне Ахматовой». (Запись 26 марта 1958 г.)

В конечном счете Ахматова все же отказалась и от «городка игрушечного», и от «лазейки» – за первым стихотворением диптиха «Городу Пушкина» закрепилась начальная строка «О, горе мне! Они тебя сожгли...»

2. «Этой ивы листы в девятнадцатом веке увяли...»

  • Этой ивы листы в девятнадцатом веке увяли,
  • Чтобы в строчке стиха серебриться свежее стократ.
  • Одичалые розы пурпурным шиповником стали,
  • А лицейские гимны всё так же заздравно звучат.
  • Полстолетья прошло... Щедро взыскана дивной судьбою,
  • Я в беспамятстве дней забывала теченье годов, —
  • И туда не вернусь! Но возьму и за Лету с собою
  • Очертанья живые моих царскосельских садов.

4 октября 1957

Москва

Три стихотворения 

1. «Пора забыть верблюжий этот гам...»

  • Пора забыть верблюжий этот гам
  • И белый дом на улице Жуковской.
  • Пора, пора к березам и грибам,
  • К широкой осени московской.
  • Там всё теперь сияет, всё в росе,
  • И небо забирается высоко,
  • И помнит Рогачевское шоссе
  • Разбойный посвист молодого Блока...

1944—1950

2. «И, в памяти черной пошарив, найдешь...»

  • И, в памяти черной пошарив, найдешь
  • До самого локтя перчатки,
  • И ночь Петербурга. И в сумраке лож
  • Тот запах и душный и сладкий.
  • И ветер с залива. А там, между строк,
  • Минуя и ахи и охи,
  • Тебе улыбнется презрительно Блок —
  • Трагический тенор эпохи.

1960

3. «Он прав – опять фонарь, аптека...»

  • Он прав – опять фонарь, аптека,
  • Нева, безмолвие, гранит...
  • Как памятник началу века,
  • Там этот человек стоит —
  • Когда он Пушкинскому Дому,
  • Прощаясь, помахал рукой
  • И принял смертную истому
  • Как незаслуженный покой.

7 июня 1946

  66