ФАНТАСТИКА

ДЕТЕКТИВЫ И БОЕВИКИ

ПРОЗА

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ

ПРИКЛЮЧЕНИЯ

ДЕТСКИЕ КНИГИ

ПОЭЗИЯ, ДРАМАТУРГИЯ

НАУКА, ОБРАЗОВАНИЕ

ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ

СПРАВОЧНИКИ

ЮМОР

ДОМ, СЕМЬЯ

РЕЛИГИЯ

ДЕЛОВАЯ ЛИТЕРАТУРА

Последние отзывы

Мода на невинность

Изумительно, волнительно, волшебно! Нет слов, одни эмоции. >>>>>

Слепая страсть

Лёгкий, бездумный, без интриг, довольно предсказуемый. Стать не интересно. -5 >>>>>

Жажда золота

Очень понравился роман!!!! Никаких тупых героинь и самодовольных, напыщенных героев! Реально,... >>>>>

Невеста по завещанию

Бред сивой кобылы. Я поначалу не поняла, что за храмы, жрецы, странные пояснения про одежду, намеки на средневековье... >>>>>

Лик огня

Бредовый бред. С каждым разом серия всё тухлее. -5 >>>>>




  82  

Крепко жму руку.

Ваш А. Чехов.

Толстой Т. Л., 9 ноября 1896 *

1804. Т. Л. ТОЛСТОЙ

9 ноября 1896 г. Мелихово.


Лопасня, Москов. губ. 96 9/XI.

Многоуважаемая Татьяна Львовна, видите, когда я собрался отвечать Вам. Ваше письмо получил я * по возвращении из Крыма, во второй половине сентября. Погода была прекрасная, настроение — тоже, и я не торопился отвечать Вам, так как был уверен, что не сегодня-завтра поеду в Ясную Поляну. Но стали приходить письма и телеграммы, настоятельно требовавшие меня в Петербург * , готовилась к постановке моя пьеса. Я поехал, пьеса, по-видимому, успеха не имела — и вот я опять дома. На дворе снег, ехать в Ясную Поляну уже поздно.

В своем письме Вы спрашивали, нет ли у меня чего-нибудь конченного и не привезу ли я прочесть. К концу лета у меня была готова повесть в 5 листов, «Моя жизнь» (другого названия я не сумел придумать), и я рассчитывал привезти ее с собой в Ясную Поляну, в корректурных листах. Теперь она печатается в «Приложениях Нивы», и я чувствую к ней отвращение, так как по ней проехала цензура * и многие места стали неузнаваемы.

В Петербурге я виделся с Д. В. Григоровичем. Он поразил меня своим мертвенным видом * . Лицо желто-землистого цвета, как у раковых больных. Говорит, что замучился на нижегородской выставке.

Позвольте поблагодарить Вас за письмо и за Ваше доброе отношение, которое, верьте мне, я ценю выше, чем могу выразить это на словах. Льву Николаевичу и всей Вашей семье кланяюсь и желаю всего хорошего.

Искренно Вас уважающий

А. Чехов.

На конверте:

Москва.

Графине Татьяне Львовне Толстой.

Долго-Хамовнический пер., с<обственный> дом.

Веселитской (Микулич) Л. И., 11 ноября 1896 *

1805. Л. И. ВЕСЕЛИТСКОЙ (МИКУЛИЧ)

11 ноября 1896 г. Мелихово.


Лопасня, Москов. губ. 96 11/XI.

Многоуважаемая Лидия Ивановна!

После первого представления моей пьесы я уехал из Петербурга на другой же день и газет не читал (у них был зловещий вид); затем добрые мои знакомые в своих письмах уверяли меня, что виновата-де не пьеса * , а плохая игра артистов, что на втором и третьем представлении пьеса имела уже успех, — я охотно поверил, и таким образом огорчение мое рассеялось очень скоро. Тем не менее все-таки Ваше милое письмо пришло как раз вовремя * ; от него повеяло участием, дружбой, я поддался его обаянию и повеселел.

Затем я долго наводил справки * , стараясь узнать, как Вас зовут по отчеству. Мне хотелось послать Вам свою книжку, написавши на ней, что я Вас глубоко уважаю и благодарю. Наконец, после долгого ожидания, вчера пришла справка от Ив. Ив. Горбунова, и я посылаю Вам книжку * с просьбой принять ее.

У Толстых я не был * . Помешала пьеса, потом выпал снег, было уже поздно. Позвольте еще раз поблагодарить Вас от всей души и крепко пожать Вам руку.

Преданный

А. Чехов.

Кони А. Ф., 11 ноября 1896 *

1806. А. Ф. КОНИ

11 ноября 1896 г. Мелихово.


Лопасня, Моск. губ. 96 11/XI.

Многоуважаемый Анатолий Федорович, Вы не можете себе представить, как обрадовало меня Ваше письмо * . Я видел из зрительной залы только два первых акта * своей пьесы, потом сидел за кулисами и всё время чувствовал, что «Чайка» проваливается. После спектакля, ночью и на другой день, меня уверяли, что я вывел одних идиотов, что пьеса моя в сценическом отношении неуклюжа, что она неумна, непонятна, даже бессмысленна * и проч. и проч. Можете вообразить мое положение — это был провал, какой мне даже не снился! Мне было совестно, досадно, и я уехал из Петербурга, полный всяких сомнений. Я думал, что если я написал и поставил пьесу, изобилующую, очевидно, чудовищными недостатками, то я утерял всякую чуткость, и что, значит, моя машинка испортилась вконец. Когда я был уже дома, мне писали из Петербурга, что 2-е и 3-е представление имели успех * ; пришло несколько писем, с подписями и анонимных, в которых хвалили пьесу и бранили рецензентов, я читал с удовольствием, но всё же мне было и совестно и досадно, и сама собою лезла в голову мысль, что если добрые люди находят нужным утешать меня, то, значит, дела мои плохи. Но Ваше письмо подействовало на меня самым решительным образом. Я Вас знаю уже давно, глубоко уважаю Вас и верю Вам больше, чем всем критикам, взятым вместе, — Вы это чувствовали, когда писали Ваше письмо, и оттого оно так прекрасно и убедительно. Я теперь покоен и вспоминаю о пьесе и спектакле уже без отвращения.


  82