Интересно, что хотя Шон и понимал тогда, что это лишь игра пьяного воображения, видение это угнездилось в сознании, и бередило, и тревожило, как тревожит камешек в ботинке.
И потому он нет-нет да заворачивал на Гэннон-стрит постоять около бывшего своего дома, увидеть краешком глаза исчезающего Дейва Бойла, вдохнуть яблочный запах, думая: «Нет, нет, очнись!»
Он поймал жалобный взгляд Джимми и захотел что-нибудь сказать ему. Сказать, что и он спрашивал себя, что было бы, если б влезли они в ту машину. Что мысль о том, как по-другому могла бы сложиться жизнь, постоянно витала над ним, появляясь вновь и вновь, эхом звуча в сознании, как оклик за окном. Сказать Джимми о страшном сне, преследующем его, — сне о том, как улица, схватив его за ноги, сама несет его к открытой дверце машины. Сказать, что и у него с того дня жизнь не слишком задалась, что он нередко думает о своей легковесности, мучается неосновательностью своего характера. Но они находились в морге, и их разделяло лежавшее перед ними тело — тело дочери Джимми, — и перо Уайти было занесено над блокнотом; поэтому на жалобную мольбу Джимми Шон только и сказал: — Ну пойдем, Джим. Выпьем кофе.
* * *
Аннабет Маркус, по мнению Шона, оказалась бабой с чертовски сильным характером. В этот холодный предвечерний час воскресенья она сидела в искусственном стерильном тепле муниципального кафетерия, семью этажами выше морга, беседуя с властями о своей падчерице, и Шон видел, как ей тяжело, но она держалась. Глаза у нее были красные, но уже после первой минуты беседы Шон понял, что она не расплачется перед ними. Нет, черт возьми, ни за что.
Несколько раз слова ее прерывались, потому что ей требовалось вздохнуть. У нее перехватывало горло, будто ее стукнули кулаком в грудь, сдавили что-то внутри. Она хваталась рукой за грудь и прикрывала рот, ожидая новой порции кислорода, чтобы можно было продолжать.
— В субботу она вернулась с работы из магазина в половине пятого.
— Из какого магазина, миссис Маркус?
Она пальцем указала на Джимми:
— Мой муж — владелец «Сельского рая».
— На углу Ист-Коттедж и Баки-авеню? — подхватил Уайти. — Там кофе, наверное, лучший в городе.
Аннабет сказала:
— Вернулась и прямиком в душ. Вышла, и мы сели обедать. Нет, погодите, она не обедала. Просто посидела с нами, поболтала с девочками, но есть — не ела. Сказала, что поест с Ив и Дайаной.
— Подружки, с которыми она была в последний вечер, — пояснил Уайти, обращаясь к Джимми.
Джимми кивнул.
— Так, значит, не ела, — сказал Уайти.
— Но девочкам она уделила внимание. Девочки — это наши дочки, ее сестры. Они обсудили ожидающееся через неделю праздничное шествие и первое причастие Надин. Потом она немного поговорила по телефону в своей комнате и около восьми уехала.
— Вы знаете, с кем она говорила по телефону?
Аннабет покачала головой.
— Телефон у нее в комнате, — сказал Уайти. — Это что, личный номер?
— Да.
— Вы не против, если мы наведем справки в телефонной компании относительно этого разговора?
Аннабет покосилась на Джимми, и тот сказал:
— Нет, не против.
— Итак, в восемь она уехала. Насколько вам известно, встретиться с подружками, Ив и Дайаной. Так?
— Да.
— А вы в это время еще были в магазине, мистер Маркус?
— Да. По субботам я работаю. С двенадцати до восьми.
Уайти перелистнул страничку блокнота и бегло улыбнулся им обоим:
— Воображаю, чего вам это стоит, но держитесь вы просто молодцом.
Аннабет кивнула и повернулась к мужу:
— Я позвонила Кевину.
— Да? И говорила с девочками?
— С Сарой говорила. Сказала, что мы скоро будем дома. Больше ничего не сказала.
— Она спросила о Кейти?
Аннабет кивнула.
— И что ты ей сказала?
— Только что мы скоро будем, — ответила Аннабет, и Шон услышал, как задрожал ее голос на слове «скоро».
И она и Джимми взглянули на Уайти, и он опять бегло улыбнулся им, словно успокаивая.
— Хочу заверить вас, и это приказ самого высокого городского начальства, что дело ваше рассматривается вне всякой очереди как экстренное. Ошибки мы постараемся исключить. Полицейский Дивайн дан мне в помощь, потому что он друг семьи и наш босс уверен, что это обстоятельство заставит его проявлять тем большее усердие. Он будет при мне неотлучно на каждом этапе следствия, и мы отыщем того, кто погубил вашу дочь.
Аннабет недоуменно взглянула на Шона: