62 
Джимми не мог поверить в такую потрясающую, неслыханную удачу: очутиться в логове льва, но льва-христианина! Да Джимми признал бы кого угодно — хоть Иисуса, хоть Боба Хоупа, хоть Дорис Дэй или кого там еще почитает этот святоша-головорез в воспаленном своем воображении, — лишь бы только знать, что чудовище уберется к себе на койку и будет мирно сидеть подле Джимми во время трапез!
— Я заплутался, — сказал Джимми Вудрел Дэниеле, — но, хвала Господу, я нашел свой путь.
Джимми чуть было не сказал вслух: «Туда тебе и дорога!»
До сегодняшнего дня всякое испытание Джимми мерил меркой этой долгой первой ночи в «Оленьем острове». Он говорил себе, что способен выдержать столько, сколько потребуется — день, другой, — если терпением надо чего-то достичь, но все равно ни одно испытание не сравнится с той долгой ночью, когда рядом раздавались гул и вздохи живой машины, когда крысы пищали, пружины скрипели, а крики захлебывались, едва прозвучав.
До сегодняшнего дня.
Стоя возле входа в Тюремный парк со стороны Розклер-стрит, Джимми и Аннабет ждали. Они стояли за первой линией полицейского ограждения, но перед второй. Их поили кофе, им принесли раскладные стулья, чтобы они могли сесть; полицейские были к ним очень внимательны. Но все же их заставили ждать, а когда они пытались что-то разузнать, лица полицейских каменели, брови скорбно вздергивались, и очень вежливо, с извинениями им говорили, что ничего не знают помимо того, что известно каждому прохожему.
Кевин Сэвидж отвез Надин и Сару домой, но Аннабет осталась. Осталась с Джимми в своем лиловом платье, которое надела на первое причастие Надин — событие, которое отодвинулось так далеко, словно с тех пор прошло уже несколько месяцев, и теперь молчала, замкнувшись в отчаянной своей надежде. Надежде, что Джимми неверно истолковал выражение лица Шона Дивайна. Надежде, что брошенный автомобиль Кейти и ее многочасовое отсутствие волшебным образом не связаны со скоплением полицейских в Тюремном парке. Надежде, что правда, о которой она догадывалась, все-таки, все-таки окажется неправдой.
— Еще кофе принести? — спросил Джимми.
Она улыбнулась ему натянутой, рассеянной улыбкой:
— Нет. Я в порядке.
— Точно?
— Да.
Пока не увидел тела, решил Джимми, считай, смерти нет. Так он объяснял надежду, поддерживавшую его в течение нескольких часов, прошедших с того времени, как его и Чака Сэвиджа выдворили из парка, стащили вниз с холма над амфитеатром. Может быть, это была просто похожая девушка. Или она без сознания. Забилась в закоулок за экраном, и они не могли ее вытащить. Может быть, ей очень больно, она ранена, но жива. Вот на что он надеялся, и надежда эта, слабая и хлипкая, как волосок младенца, мерцала и еле теплилась, ожидая подтверждения.
И хотя Джимми и сознавал, что все это полная ерунда, что-то в нем продолжало цепляться за этот волосок.
— Послушай, ведь словами тебе никто ничего не сказал, — заметила Аннабет, когда их дежурство у входа в парк только начиналось. — Правда ведь?
— Нет, словами никто ничего не сказал.
Джимми погладил ее руку, понимая, что уже одно то, что их пустили за полицейское ограждение, само по себе подтверждает все их страхи.
И все же микроб надежды отказывался умереть в нем, пока он, Джимми, не увидит тела, не поглядит на него, не скажет: «Да, это она. Это Кейти. Моя дочка».
Джимми глядел на полицейских у чугунной резной арки над входом в парк. Эта арка была единственным, что осталось от тюрьмы, которая раньше находилась здесь, на месте парка, на месте кинотеатра для автомобилистов, еще до рождения всех стоявших сейчас у входа.
Городок возник вокруг тюрьмы, вместо того чтобы тюрьме возникнуть в городе, что было бы естественнее. Тюремщики и надзиратели обосновались на Стрелке, а семьи осужденных — на Плешке. Поселки соединились с городом, когда надзиратели, постарев, стали искать себе другие занятия.
У ближайшего к арке полицейского заквакал передатчик, и он поднес его к губам.
Аннабет с такой силой стиснула руку Джимми, что заныли кости.
— Это Пауэрс. Мы выезжаем.
— Так точно.
— Мистер и миссис Маркус на месте?
Полицейский посмотрел на Джимми и опустил глаза.
— Так точно.
— Ладно. Едем.
Аннабет проговорила:
— Господи Иисусе, Джимми, Господи Иисусе...
Джимми услышал скрежет шин и увидел несколько машин и фургонов, подъехавших к ограждениям на Розклер. На крышах фургонов были спутниковые антенны, и Джимми глядел, как из машин выскакивают репортеры и операторы, как они толкаются, устанавливают камеры, разматывают провода микрофонов.
62 
